- Ваше превосходительство, а захваченное у большевиков золото?! - спросил я.
- Это золото мне не принадлежит, - резко оборвал меня барон. - Оно предназначено для борьбы.
- Значит, это государственное достояние?
- Нет, это не государственное достояние, каким был золотой запас Колчака. Оно не украдено, а завоевано и хранится не в казначействе. Может быть, под землей, может быть, на дне реки, как сокровища Нибелунгов. Я лично не хозяин этого золота. В настоящее время я сам, к сожалению, без хозяина. Семенов меня бросил, но у нас остались деньги и оружие. Осталось две тысячи вооруженных людей, и я поведу их туда, куда мне подсказывает моя мистическая идея. Никакого разгрома, в дивизии две тысячи человек.
- Однако, ваше превосходительство, у каждого из этих людей есть свои желания, страдания и надежды, - сказал я.
- Я думаю об идее, - резко оборвал меня барон, - о самих этих людях вне идеи я думаю меньше всего. Их личные желания, страдания и надежды мной в расчет не принимаются. И лицо его, апатичное и задумчивое, мгновенно приобрело свирепые и энергичные черты, взгляд яростно засверкал.
116. Сцена
Барон вообще часто переходил от апатии к припадкам патологической энергии. Монгольская осень характерна холодными ночами и дневным зноем. Средь дневной страшной жары дивизия продолжала двигаться на юго-запад. Барон, свесив голову на грудь, молча скакал впереди своих войск. На его голой груди, на ярком шнуре висели бесчисленные монгольские амулеты и талисманы. Он был похож на древнего обезьяноподобного человека. Люди даже боялись смотреть на него. Время от времени им овладевали приступы бешенства, и тогда он становился попросту невменяем.
Почерневший от загара, исхудавший, он сумасшедшим галопом носился вдоль растянувшейся в цепи колонны, избивая всякого, на ком останавливался его взгляд. Многие офицеры ходили с перевязанными головами. Полковнику Маркову, которого барон вынужден был вновь вернуть из рядовых в начальники штаба, он, придравшись к чему-то, вторично разбил голову ташуром. Перед генеральским ташуром были равны все: от рядового до генерала. Однажды барон избил даже Резухина, застав его греющимся у лагерного костра.
- Я тебя ищу, а ты здесь греешься! - яростно закричал барон.
Произошло столкновение и со мной по поводу, для меня неожиданному. Барон обнаружил в обозе телегу с деревяннымл могильными крестами.
- Откуда кресты? Кто велел? - закричал он.
- Его благородие есаул Миронов, - испуганно ответил ездовой.
- Есаула Миронова ко мне! - закричал барон.
Я подъехал.
- Ты велел делать кресты?
- Я, ваше превосходительство.
- Здесь, в монгольской степи, дерево стоит дорого! - закричал барон. - Деревья необходимы для переправы через реки и болота пушек и пулеметов, а ты сколачиваешь кресты? В Монголии во все не хоронят мертвецов, предоставляя это делать силам природы.
- Ваше превосходительство, - сказал я, - мы христиане, не буддисты, каждый павший христианин достоин христианского погребенья.
- Ах, ты еще пререкаешься! - закричал барон и поднял ташур.
- Ваше превосходительство, - сказал я, положив правую руку на кобуру, - я царский офицер. Если вы меня ударите, я за себя не отвечаю.
Барон молча отъехал прочь, однако не успокоился, ища новую жертву. И скоро нашел ее в докторе Клингенберге. Со стороны двигавшихся в обозе госпитальных повозок все время доносились стоны, а иногда вопли раненых. Слышать это было весьма тягостно. Барон приказал:
- Доктора ко мне!
Подъехал доктор на своей маленькой монгольской лошади.
- Отчего раненые у тебя все время стонут? - спросил барон. - Помощи им не оказываешь?
- Ваше превосходительство, у нас ранено сто сорок человек, - ответил доктор. - Многие из них тяжело. Запряженные полудикими монгольскими лошадьми госпитальные двуколки без рессор. Другого транспорта нет у госпиталя. Дорога дурна, с колдобинами, камнями и рытвинами. Оттого раненые при движении испытывают боль и страдания.
- Дай им наркотики, чтобы замолчали, - приказал барон. - Их стоны дурно влияют на боевой дух войска.
- Ваше превосходительство, - сказал доктор, - страдания от тряски слишком велики, чтобы заглушить их инъекцией наркотиков. Если раненые будут оставлены в таких условиях, большинство из них неизбежно умрет. Уже не менее двадцати раненых умерло от истощения. Раненых, по крайней мере, тяжело раненных, надо отправить в монастырский лазарет, где им будет обеспечен нормальный госпитальный уход.