- Я исполнял свой долг.
- Долг убийцы! - крикнул Герасимович. - Чего с ним церемониться, расстрелять или шашками изрубить, как он велел изрубить Абрама Канихбаха.
В этот момент в комнату вошли двое, широкоплечий военный с орденом на гимнастерке и высоколобый с бородкой a la Троцкий в полувоенной тужурке. Допрашивавшие вскочили и встали по стойке смирно.
- Что тут за крики, товарищ Борисов? - спросил военный.
- Ведем допрос барона Унгерна, товарищ Блюхер, - ответил Борисов.
- Отчего же крики? - спросил высоколобый.
- Товарищ Шумятский, - сказал Герасимович, - трудно спокойно воспринимать циничные ответы убийцы. С комиссара Канихбаха он велел с живого содрать кожу. Абрам Канихбах был моим личным другом, - добавил он.
- Кровавого барона тоже бы так по кускам резать.
- Меру наказания решит революционный суд, - сухо сказал Шумятский. - Мы не варвары. Такие, как барон Унгерн, должны почувствовать на себе и продемонстрировать другим неумолимую справедливость революционного закона.
- Можете идти, товарищ Герасимович, - приказал Блюхер, - вы здесь больше не нужны.
- Слушаюсь, товарищ командующий, - ответил Герасимович и вышел.
- Хороший командир, - глядя ему вслед, сказал Блюхер. - Но после контузии нервы у него не в порядке. Нам нужны люди с крепкими нервами. Затем он обратился к барону:
- Вот вы какой, барон Унгерн.
Блюхер подошел и сел напротив барона.
- Я командующий армией Василий Блюхер. Хорошо вы нас потрепали.
- Сил было маловато, - ответил барон, - если бы мне побольше артиллерии и бронемашин, никто бы из вас не ушел.
- Когда наши части повели наступление на расположение ваших войск, вы сразу отошли, отчего?
- Отошел на двадцать верст к устью пади Шабаргол, - ответил барон, - от пленных у меня были сведения, что отряд Щетинкина заходит мне в тыл.
- Почему не оборонялись?
- Скажу честно, - подумав, ответил барон, - я не могу обороняться. У меня нервы не выдерживают. Атаковать же не было возможности по условиям местности: с одной стороны река Селенга, с другой - скалы, занятые красными войсками. Но я всегда был уверен, что вы с пехотой никогда не сумеете меня изловить. Пехотных частей я не боялся. Тыла и баз, к которым я был бы привязан, у меня не было. Ненужные обозы заранее были отправлены мной на запад. Я ни к чему не был привязан и всей своей кавалерийской массой мог атаковать в любом направлении в любое время. Мне странно было ваше намерение окружить меня пехотными частями.
- Да, у нас еще мало военных профессионалов таких, как вы, - сказал Блюхер. - Отвергая ваши идеи, как военный профессионал я уважаю в вас достойного и храброго противника.
- Скажите, каково ваше отношение к коммунизму? - неожиданно спросил Шумятский.
- По моему мнению, - ответил барон, - Интернационал возник в Вавилоне три тысячи лет назад.
- Вы это серьезно или иронизируете? - спросил Борисов.
- Ответ абсолютно серьезен, - сказал барон, - ирония тут неуместна. Ирония мне не свойственна как проявление упадочничества западного мироощущения. Конечно, я имею в виду строительство Вавилонской башни, но не только. В христианской традиции Вавилон - символ сатанинского начала, мать всякого блуда и всех ужасов на земле, прародина апокалиптической вавилонской блудницы. Там был зачат Интернационал. И в то же время, три тысячи лет назад, возникла Желтая культура, которая с тех пор сохраняется в неприкосновенности.
- Откуда вы взяли эти цифры? - раздраженно спросил Шумятский. - Это сплошная доморощенная мистика. Откуда цифра “3000 лет”?
- Несущественно, откуда взялась эта цифра, - ответил барон, - важнее другое. Две полярные силы сотворены одновременно и теперь их трехтысячелетнее противостояние вылилось в открытый бой.
- Бой вами проигран, - сказал Шумятский.
- Бой продолжается, - ответил барон, - я уверен, что рано или поздно здоровые антисатанинские силы возьмут верх и внутри большевизма. Силы, противостоящие мировому еврейству.
- Каковы причины вашей ненависти к евреям? - спросил Борисов.
- Я считаю их главными виновниками совершившейся русской революции.
- Этим вы оправдываете еврейский погром в Урге?
- Да, чесноки всему виной. Революция руководима международным иудаизмом.
- Товарищи, - сказал Шумятский, - мы должны оставаться на классовое сознании. Думаю, в протоколе допроса следует опустить эти слова барона Унгерна.
- Товарищ Шумятский, - сказал Борисов, - разве вас не волнует страшная гибель ваших соплеменников в Урге?
- Видите ли, - смущенно произнес Шумятский и протер пенсне, - мы, коммунисты-евреи, не хотели бы обращать излишнее внимание на эту сторону взглядов барона. Проявить свой интерес к этой теме для коммуниста еврейского происхождения значит поставить под сомнение нашу объективность как выразителей исключительно классового мировоззрения. Тем более, имеются сведения, что, несмотря на свое юдофобство, барон Унгерн сотрудничал с еврейским капиталом. Китайские власти запретили ввоз и вывоз товаров из Монголии и в Монголию, но агенты Унгерна с помощью еврейских коммерсантов вели торговые операции по сбыту в Китае товаров монгольского экспорта и захваченной в Урге добычи. Все упирается в классовое сознание, товарищи, как учит нас великий Маркс.