133. Сцена
Судебное заседание открылось в полдень в новониколаевском здании театра в загородном саду Сосновка. У входа большая толпа. Шум, ропот. Вход охраняется. Администратор кричит толпе:
- Товарищи и граждане, все войти не могут.
В ложах и за ложами, в проходах скамьи набиты битком. На сцене душно и тесно. Лампы горят слабо. На сцене обычный лозунг “Да здравствует мировая революция!”, стол под красным сукном, на авансцене, на выдвинутом в зал помосте, скамья для подсудимого. Вокруг снуют люди с фотоаппаратами.
Входит трибунал. Все встают и снова усаживаются. Тишина. Вводят Унгерна. В зале шепот:
- Каков! Смотрит больше вниз, утомленно, держится спокойно.
- Заседание открыто, - объявляет председатель Опарин.
- Зачитываю обвинение из трех пунктов. Первый: действия под покровительством Токио, что выразилось в планах создания центральноазиатского государства; второй: вооруженная борьба против советской власти с целью реставрации Романовых; третий: террор и зверства. Признаете себя виновным по данному обвинению?
- Да, - ответил Унгерн, - за исключением одного - связи с Японией. Я марионеткой Японии не был и ничьей марионеткой не буду.
- Слово предоставляется общественному обвинителю товарищу Емельяну Ярославскому, - сказал председатель.
Емельян Ярославский с растрепанной копной волос, подвижный и самоуверенный, встал и начал:
- Товарищ председатель, уважаемые члены чрезвычайного трибунала, я хотел перевести данный процесс в особую плоскость. Это не политический процесс, как бы ни обвиняли нас в политических преследованиях наши враги. Это процесс нравственный. Моя задача показать Унгерна типичным представителем не просто дворянства, а именно дворянства прибалтийского, самой эксплуататорской породы. Здесь, в зале театра Сосновки, витает призрак остзейских баронов, которые сосали кровь из России, но одновременно предавали ее Германии. Теперь они перекрасились в русских патриотов, потому что лишились имений. Подсудимый, - обратился Ярославский к барону, - прошу вас более подробно рассказать о своем происхождении и связи меж баронами Унгерн-Штернбергами, германскими и прибалтийскими.
- Не знаю, - ответил барон.
- Чем отличился ваш род на русской службе? - спросил Ярославский.
- Семьдесят два убиты на войне, - ответил барон.
- У вас были большие имения в прибалтийском краю и Эстляндии?
- Да, в Эстляндии были, но сейчас, верно, нет, - ответил барон.
- Лично у вас имения были? - спросил защитник.
- Лично у меня не было, но я по происхождению аристократ, землевладелец и воин.
- Сколько лет вы насчитываете в своем роду? - спросил Ярославский.
- Тысячу лет, - ответил Унгерн.
- Но меня всегда интересовала не древность крови, но ее состав. В зале послышались шепот и смешки.
- Ваши расистские взгляды нам известны, - сказал, тряхнув копной волос, Ярославский, - и прочие ваши нравственные пороки. Глядя на этого человека в мятом монгольском халате, невольно задаешь себе вопрос, как мог он быть знаменем и вождем сотен и тысяч людей. Но моментами, когда он поднимает лицо, сверкает такой взгляд, что жутко становится. Получается впечатление, что перед вами костер, который слегка прикрыт пеплом.
134. Сцена
Процесс шел уже несколько часов. Все устали, но голос Ярославского, умелого говоруна и демагога, продолжал греметь.
- Как последовательный атеист, опирающийся на наше марксистское атеистическое мировоззрение, я вижу важный элемент патологической порчи барона Унгерна в его патологической религиозности. Изложите нам свои убеждения, подсудимый.
- Я человек верующий, - ответил барон, - я верю в Бога и Евангелие и практикую молитву. Предсказания Священного Писания, приведенные мной в приказе номер пятнадцать, я считаю своими убеждениями. Источник моей веры - Священное Писание. Идеи монархизма - вот, что толкнуло меня на путь борьбы.
- В приказе № 15, захваченном под Троицкосавском, есть призыв к жестоким расправам над людьми, которые вы постоянно осуществляли, - спросил член трибунала Кравченко.
- Как эти жестокости сочетаются с евангельскими истинами, в которые вывериге?
- Народам нужен мир, высший дар неба, - ответил Унгерн. - Ждет от нас, верующих в подвиги в борьбе за мир, и тот, о ком говорит святой пророк Даниил в главе одиннадцатой, предсказавший жестокое время гибели носителей разврата и нечестия и пришествие дней мира.
- Вот вам и ответ, - оживленно подхватил слова барона Ярославский, - они, такие, как барон Унгерн, верующие фанатики, считают, что не только нужно установить некий ряд обрядов, они верят в какого-то бога, верят, что этот бог посылает им баранов и бурят, которых нужно вырезать, и что бог указывает им путь. Бог велит вырезать евреев, и служащих, и членов Центросоюза, и комиссаров, и учителей школ.