Выслушав мой доклад, полковник Марков приказал:
- Людей разбудить, лошадей седлать, бесшумно оставить лагерь, двигаясь на юг. Начинается великая игра в прятки, кто кого перехитрит: мы Щетинкина или Щетинкин нас.
Миновав болотистую низину и пустой лагерь противника, где догорали костры, мы к утру вошли в довольно широкую, но окруженную со всех сторон скалами долину.
- Отсюда до монастыря мили две, - сказал полковник Марков. - Надо быстрее преодолеть это пространство. Сменить рысь на галоп! - скомандовал он.
Мы помчались вперед, но в этот момент со всех сторон с окружающих долину гор раздались выстрелы. Послышались пулеметные очереди, начали падать люди.
- Враг перехитрил нас, мы в западне! - закричал полковник Марков. - Спешиться и залечь!
141. Сцена
Враг превосходил нас численно. С этого момента жизнь наша превратилась в бесконечный кошмар. Бойцы из отряда Щетинкина расстреливали нас из-за скал, так что в долине мы постоянно находились в полной их власти. Наше число стремительно сокра щалось.
- Есаул, - сказал мне полковник Марков, лежа за обломком камня с полевым биноклем, - у нас единственная возможность прорваться среди скал и скрыться в этом направлении. Он приподнялся, указывая направление, и в этот момент пуля попала ему в грудь.
- Доктора, - закричал я.
Доктор Клингенберг и Вера не успевали перевязывать раненых, бинтов не хватало, использовали тряпки, разорванные на куски рубахи. Когда они подоспели, Марков уже хрипел.
- Есаул, - с трудом сквозь хрип едва произнес он, - принимай команду.
Потом, помолчав, добавил:
- Видишь, какая у нас война?
Тело его вытянулось.
- Он мертв, - сказал доктор и закрыл полковнику глаза.
К вечеру обстрел несколько стих. Горы затянуло туманом, подул влажный ветер. Приближалась гроза. Всюду лежали трупы, стонали раненые. Пригнувшись, я с доктором и Верой обходил наши позиции, оказывая раненым посильную помощь. Молодой хорунжий, с которым я ходил в дозор, лежал ничком. Я перевернул его лицом кверху.
-Убит выстрелом в лоб, - сказал доктор.
На губах его застыла счастливая улыбка, словно он попал туда, куда всегда мечтал попасть.
Мы услышали чей-то стон и голос. Кто-то монотонно повторял одно слово:
-Темнота. Темнота.
Это был Гущин. Он сидел на земле, прижимая руки к лицу, и кровь струилась у него меж пальцев.
- Темнота, темнота, - повторял он.
- У него агония, - сказал доктор.
Но, услышав наши шаги, Гущин с неимоверным трудом поднялся на ноги и резко сказал:
- Вернуться в строй, кто бы вы ни были!
- Володя, это я, Коля Миронов.
- Коля. Вот и кончилась наша дуэль, прощай.
- Володя, здесь Вера.
- Вера, подойди, Вера.
Сдерживая рыдания, Вера подошла. Гущин протянул вперед окровавленную руку и начал ощупывать лицо Веры, пачкая ее щеки, губы и лоб кровью.
- У него череп прострелен, - шепотом сказал доктор, - так что повреждены оба зрительных нерва, и он потерял зрение.
- Вера, прости меня, если можешь, - наконец произнес Гущин.
- Ты прости меня, Володя, - сказала Вера и поцеловала Гущина.
- Коля, Вера, - произнес Гущин, - поживите вместо меня, порадуйтесь жизни.
Вдруг совсем близко раздалась пулеметная очередь. Пули защелкали о камни. Мы упали, прижимаясь к земле.
- У них внизу, под скалой, пулемет, - произнес Гущин, - метров сто, не больше. С гор они стрелять не могут - туман. Если пулемет уничтожить, можно прорваться. Дай мне ручную гранату.
Я дал ему гранату. Он пополз в сторону, откуда слышались пулеметные очереди. Раздался взрыв, пулемет замолк. И тотчас же, словно вторя взрыву, прозвучал сильный удар грома. Ливень, будто во время всемирного потопа, обрушился с неба.
- Будем прорываться, - сказал я.
- Это наш последний шанс. Отомстим за погибших товарищей.
Под сильным проливным дождем, сопровождаемым блеском молнии и громом, казаки вскочили на коней. Невыразимая ненависть ослепила всех, и без приказа казаки выхватили шашки из ножен.
- Вперед, в атаку! - крикнул я.
Громовое “ура!” слилось с очередным ударом грома. Небо кричало вместе с нами. Мы вихрем понеслись вниз по склону в на правлении красных. Началась рукопашная. Но красные были слишком потрясены тем, что верная победа так неожиданно вырвана у них из рук, и не оказали нам достойного сопротивления. Стрелковая цепь, преграждавшая нам выход из долины, была смята. Под прикрытием темноты и грозы мы вырвались на простор.
142. Сцена
Семь дней и семь ночей красные вели по нам прицельный огонь с гор. Под конец мы дошли до такого жалкого состояния, что люди и лошади спали на ходу. Поэтому, достигнув монастыря, я приказал разбить лагерь. Вскоре дежурный офицер доложил мне: