Вокруг него собрались мужчины с ясными и умными глазами. Каждый был одет в сермягу из грубой домотканой шерсти и островерхую шапку, обут в постолы, а в руке держал толстую кизиловую палку.
Они внимательно разглядывали его. Гость был не похож на тирийского торговца. Кто же он? Говорит на их древнем языке, в речи проглядывает добродушный юмор, что им особенно пришлось по нраву.
Обмен, однако, не показался им подходящим.
— Дать тебе овец и ягнят за горсть соли и эти деревяшки? — спросили они насмешливо. — Откуда ты взялся на нашу голову, чудила?
И все же они пошли ему навстречу, не могли иначе. Уже несколько лет не показывались на реке тирийские корабли. Задерживались и возчики соли. Это означало, что в мире снова тревожно и неспокойно. О жестокостях в долине Гиераса они еще не ведали…
— Может, ты и порядочный человек, а может, подослан Мука-порисом, чтобы выведать нашу силу и достаток, — проговорил старый пастух. — Этот мерзавец немало грабил нас!
Собаки зарычали, словно подтверждая его слова. Молодые мужчины продолжали разглядывать пришельца из-под густых бровей. Женщины, проходя мимо, сверлили его острыми взглядами.
Поведение этих людей показывало Басчейле, что этот род с Тираса прошел через горькие разочарования и стал не очень-то гостеприимным. А может быть, он, мастер, пришедший издалека, и ошибается?
Наконец они сговорились и позволили ему самому отобрать овец.
— Нет, — покачал он головой. — Я ничего не понимаю в этом, всю жизнь я ведь строгал да вырезал.
— Значит, ты из рода мастеров? — догадался один пастух.
— Да, люди добрые. Зря вы меня за другого приняли. Не дай бог никому пройти через все те несчастья, какие мне пришлось испытать!..
Басчейле стал рассказывать им историю свободных даков, вставших под знамя принца Даоса…
Когда он закончил, их недоверчивость растаяла. Пастухи внимательно слушали, качая головами и время от времени сжимая кулаки: «Нам не спастись от них! Враги наступают со всех сторон…»
— А теперь выберите овец, которые мне полагаются, — сказал Басчейле, успокоившись. — И, если хотите, помогите отнести к лодке. Даст бог, я снова приду сюда. Тогда уж привезу и другое что-нибудь, для вас смастерю.
На прощание старый пастух ему сказал:
— Мастер, наш тебе совет: не показывайся на глаза Мука-порису. Сторонись этого негодяя. Обложит данью или сделает своим рабом.
— Верю, что говоришь правду. Подождем в Яла-чоле, пока не подойдут другие скитальцы, такие же, как я.
— Если они не придут и тебе будет трудно жить там одному, знай, что мы всегда примем твое семейство, потеснимся в своих шалашах.
Басчейле поблагодарил пастуха за добрые слова и взвалил барашка на плечи. Это было пушистое создание с едва пробивающимися рожками, ласковыми глазами и нежной мордочкой; серовато-желтая шерсть его была удивительно тонкой и длинной.
Четверо юношей-пастухов взяли по овце на спину, а под мышки по ягненку и спустились к реке, где ждал Алученте. Когда они вязали ноги овцам, чтобы уложить их в лодку, послышался голос с холма:
— Погодите, люди! — К ним шла высокая девушка в длинных белых одеждах. Волосы ее были разбросаны по плечам. — Возьмите и это. — Она протянула Алученте головку сыра. — Вы, наверное, проголодались, закон пастухов требует, чтобы мы вас угостили. — Глаза у нее были ясные, цвета олив.
Алученте взял дар и застыл с ним в руке. Их взгляды встретились лишь на мгновение, но это было подобно блеску молнии, высветившей траву и небо и слившей их воедино.
В лодке блеяли овцы со связанными ногами, но юноша, стройный и высокий, как молодая ель, не слышал их. Узкий колчан со стрелами, лук и козья шкура, как черное крыло за спиной, волосы, схваченные лозой, — все в нем было притягательно для глаз. Пастушка не отводила от него взгляда.
— Если я и завтра сюда приду, ты мне дашь снова головку сыра? — спросил Алученте взволнованно.
— Подарок — потому и подарок, что не дарится каждый день, — ответила девушка с улыбкой. — Смотри не упусти его из рук…
— Твои слова остры как стрелы.
— А сам ты похож на гибкий лук…
Пастухи, что принесли овец, направились в гору. Басчейле сел на весла и приказал сыну оттолкнуть лодку.
— Спасибо за подарок, — сказал мастер девушке. — Поклон твоему деду.