Огонь затихал. Басчейле поправил обруч и вытащил нож из ножен…
У пастухов-даков был обычай, редко встречавшийся в других местах. Животное, которое приносили в жертву, очищали от потрохов, солили, начиняли чесноком, листочками вишни, а затем зашивали, заворачивали в его же шкуру и клали на раскаленный очаг, прикрыв углями и землей в две ладони толщиной.
Мастер воспользовался сейчас этим способом. Ягненка подержали некоторое время под раскаленной золой. Послышался треск лопнувшей шкуры, и это означало, что он готов.
Между тем вернулся Алученте. В руке он держал ветку яблони в бело-розовых цветах; за поясом у него висели два вальдшнепа в ярком оперении.
Мастер разгреб уголья, вытащил ягненка, испекшегося в своем соку, ободрал обгоревшую шкуру и положил его на белую каменную плиту, приладив рядом вырезанного из дерева тура и яблоневую ветку. Таков был обряд, знаменовавший изобилие, которого они просили у Марса Гривидиуса.
Изгнанники собрались вокруг алтаря. Дым от костра, сдобренный каплями жира, поднимался прямиком к небу, указывая путь, которым прошла душа живого существа, пожертвованного богу.
Басчейле стал произносить заклинание, то, которое узнал когда-то от старого служителя Замолксе — главного бога даков. Жрец был с бородой до земли, и над ним беспрестанно кружили прирученные черный и белый вороны, символизирующие день и ночь, то есть течение времени.
Он остался там, в своей пещере высоко в горах, куда только орел долетает. Бесполезно теперь ждать его, а раньше они встречались с ним раз в семь лет — в сопровождении учеников он спускался к ним в долину у истоков Гиераса, чтобы врачевать людей и открывать им тайны своих предсказаний.
Все, что он говорил им когда-то, сбывалось.
— Этот род пастухов пройдет через многие испытания. Кровь ваша смешается с кровью других родов, — говорил он. — Вы будете изгнаны и притеснены, раскиданы по самым дальним углам, но не пропадете. Пройдя через все, вы получите семена со всех четырех сторон света и укрепитесь, возродясь из собственного пепла…
Пророческие слова жреца прошли тогда мимо их сознания и только сейчас вспомнились…
Скитальцы не знали, что будет с ними дальше, но видели и понимали, что происходило на землях, которые они пересекли в течение двух лет. Сколько раз их охватывала тоска по родным местам — по колыханию елей, цвету папоротника, звуку рога, который перекатывался через горы… И они словно сердцем слышали голос Замолксе, доносившийся оттуда, из прожитой ранее жизни.
После их ухода места, где они обитали, заполнили кочевые племена. Римляне позаботились о том, чтобы прежние следы были затоптаны и забыты.
И все же кочевники постепенно уходили, и тогда с гор спускались старые пастухи. Только на плечах у них вместо козьих шкур были сермяги, вместо ивового обруча на голове — островерхие барашковые шапки, чуть сдвинутые на ухо, а вместо рога — флуер.
Были и другие перемены — в именах. Забыв исконные, пастухи называли своих детей именами, взятыми у других племен. Вместо Алученте могли назвать сына Груе, а дочь вместо Мирицы или Роместы — Марицей или Илинкой…
Один же обычай они сохранили и пронесли через века. Это обычай доить овец и делать брынзу — то, чего не делали ни языги, ни бастарны, ни другие чужеземные племена.
Когда Басчейле завершил заклинания, началась ритуальная трапеза.
…Басчейле разделил ягненка на четыре части, каждому дав ту часть, какая ему полагалась в этот праздник скитальческих душ. Больше они ничего не должны были есть до захода солнца. Таков был их уговор с Марсом Гривидиусом — хранителем посевов и отар.
Они начинали любить это место у Тираса, лощину, в которой обосновались. Вдыхали запахи травы и воды, слушали весенние голоса птиц и зверей… На этом пятачке земли наладилось то устроение бытия, к которому они привыкли в долине Гиераса.
На следующий день Басчейле принялся за работу. Он делал кадки, ложки и блюда из явора, плел рыболовные корзины. Затем решил выстругать фигурки богов, каждого со своим знаком: Марса Гривидиуса — с колосьями и ягненком в руках, богиню Бендис — склоненной над двумя детьми, Асклепия — верхом на коне, держащего за голову змею…
Погода в начале этой весны стояла хорошая. К концу же стала портиться. Под знаком Близнецов начались дожди с громами и ветрами — они вздымали на реке столбы воды и бросали их на берег, вороша камни. Река бурлила и клокотала, не переставая.
Овцы сгрудились в кучу под небольшой крышей загона.