Здесь и застало их утро.
О тайне их любви не знал никто, кроме Мирицы и Андреаса, оруженосца принца. Как-то он встретил дочь мастера у конопляного поля и влюбился в нее. Мирица смеялась и шутила с ним, но не разрешала приблизиться и поцеловать, что еще больше горячило его. Тайком он почти каждый день приходил к реке и плавал вблизи того места, где девушка выдергивала коноплю и связывала ее.
Вскоре Алученте подружился с Андреасом и брал его с собой на охоту.
Так пролетел месяц под знаком Девы и месяц под знаком Весов; пришла осень. Конь, нарисованный Роместой, продолжал мчаться, выбросив вперед копыта, — после того дождя она вновь нарисовала его на том же месте, в память начала их любви.
— Я дарю его тебе, — сказала она однажды. — Хочешь?
— Хочу. Только не знаю, чем же мне-то тебя одарить… у меня нет ничего похожего. Хотя погоди! — Алученте сунул руку в колчан со стрелами и вытащил осколок голубого камня. — Вот! — И положил его Роместе в ладонь.
Он рассказал ей, как похвастался однажды сестре, что принесет с охоты трех перепелок, и не принес; зато нашел этот красивый камень.
— Надо бы показаться твоим родителям, — сказала она вдруг, задумавшись. — Мы провели уже много дней вместе.
Охотник поцеловал ее, выражая свою радость и согласие. Он сплел венок из листьев и поздних бессмертников и надел ей на голову, проговорив:
— Под этим солнцем, на этой земле, Роместа, избранница моя, пусть охраняет тебя богиня Бендис.
Она сплела такой же венок и надела ему на голову почти с теми же словами:
— Под этим солнцем, на этой земле, Алученте, избранник мой, да будет над тобой покровительство всесильного Марса Гривидиуса.
И они пошли к хижине в Яла-чоле — Алученте впереди, девушка позади. Пройдя между ивами, вышли на поляну. Перед ними змеилась тропинка, поднимавшаяся на плато. Овцы паслись за ивняком.
На краю поляны Роместа остановилась, и Алученте шепнул ей что-то на ухо.
Басчейле и Ептала не знали, что и подумать. Это сон или явь? Их мальчик держал за руку девушку, тоненькую как тростиночка, которая была одета в рубашку, прошитую красной нитью у горла и рукавов. У обоих на голове венки из листьев и цветов…
— Кто эта девушка? — повернулась Ептала к дочери; та хитро улыбнулась.
— Спроси ее, она сама тебе скажет. — Мирица убежала в хижину.
— О богиня Бендис, каких непослушных детей ты мне дала! — вздохнула женщина.
Молодые остановились перед хижиной.
— Это мои родители, — сказал Алученте. — Мама Ептала и отец Басчейле. — Девушка склонила перед ними голову; они между тем мерили ее взглядом, не произнося ни слова.
Их молчание смущало ее. Она постояла в нерешительности, не зная, что сказать. И вдруг ей стало стыдно: по старинному обычаю полагалось, чтобы девушка ждала, пока придет жених и договорится с ее родителями о цене. Ни она, ни Алученте не подумали об этом, им было достаточно того, что они любили и не мыслили жизни друг без друга.
— Милая девушка, — не знаю, как тебя зовут, — войди в наше скромное жилище, — произнесла наконец Ептала. — Ты, наверное, устала с дороги.
— Меня зовут Роместа, — ответила девушка и поклонилась ей снова.
На пороге дома показалась Мирица.
— Входи, входи, Роместа, — сказала она ласково и взяла ее за руку.
Если в первое мгновение девушка растерялась, то сейчас приходила в себя. В словах двух женщин она почувствовала участие и теплоту, которых ей столько времени недоставало.
Дедушка Артила был добрым и понимающим, но дедушка есть дедушка, — ей не хватало материнского, женского тепла. «Бедная мама! Где ты сейчас? Может быть, томишься где-то в рабстве, а может, и в живых уже тебя нет, — думала она. — Сколько лет и зим прошло с тех пор…»
Когда Роместа вошла в хижину, Басчейле поправил обруч на лбу и ушел продолжать работу. Мастер начал вырезать фигурку жены: Ептала на глазах старела, и он хотел запечатлеть в дереве ее былую красоту… Однако работа не шла — его занимала девушка. К тому же, мастеру хотелось узнать от нее новости о людях с поворота реки. Много воды утекло вниз с тех пор, как они там поселились, но никто из них так и не вошел в его двор. Почему? За кого эти изгнанники принимают их?
На Алученте он не сердился — пришло время парню привести в дом невесту. Мастер был даже рад, что его сын разобрался в этом деле без помощи отца и матери. О девушке же можно было сказать одно: чудо, взявшееся невесть откуда.
Он бросил строгать и отправился в дом.
Роместа хвалила их жилье:
— У вас очень хороший домик. Наши хижины ставили на скорую руку. Слепили кое-как, чтоб успели высохнуть до осенних дождей…