Ептала угощала ее лепешками с маком. Алученте налил в кружку медового напитка, который сам приготовил.
Басчейле время от времени поглядывал на Роместу.
У нее был тонкий и нежный овал лица. Такой была когда-то и его Ептала… «Боги, как быстро летит время… В труде, в огорчениях и тревогах… Но все это проходит, остаются вечными лишь воспоминания молодости…»
Басчейле стал задавать девушке самые разные вопросы: какова жизнь людей в новом селении; что думает делать дальше принц Даос и почему он не продолжил свой путь к Дувре; не нужны ли им образы богов и не желают ли люди заказать красивые резные ворота, — много разных вопросов, которые не давали ему покоя.
Роместа отвечала насколько могла обстоятельно, желая его порадовать. Только на вопрос о воротах ответила как-то неуверенно, что было, впрочем, понятно: изгнанники ведь остановились у изгиба реки на время, — раньше или позже они собирались поселиться в Дувре.
Невеста Алученте пришлась по душе обитателям Яла-чолы. С того дня они ждали ее у себя с нетерпением.
Лодка мастера нет-нет и переплывала на тот берег. Ему рассказали, что люди принца приняли их вначале за подданных Мука-пориса, потому и обходили стороной его двор.
Узнав про мастера из Краса-пары, поселенцы стали приплывать к нему в лощину. Одному требовался ковш, другому — деревянная мерка, третьему — бочка. Теперь у Басчейле было столько заказов, что он едва справлялся.
Как-то Роместа сказала Алученте:
— Я попросила дедушку Артилу сделать тебе хороший кинжал, а камень, который ты мне подарил, вставить в рукоятку. Пойдем посмотрим, что он сделал.
Кинжал был поводом. Охотник еще не виделся с дедушкой, чтобы попросить ее в жены, и она решила устроить эту встречу.
Алученте обрадовался, как ребенок, взял ее за руку и повел к лодке. Но она захотела пойти сначала к скале, у которой началось их знакомство. Там оба постояли немного, потом спустились вниз. На песчаной косе поискали контуры коня, размытые дождями…
Вода в реке была чистой и еще теплой. Они поплыли. Роместа, которая лучше плавала, взяла и его одежду. На другом берегу оба отдохнули и обсохли. Тростник уже не гудел от криков птиц. Его пронизывал желтый тихий свет, наполняли свежесть и прохлада.
Алученте вспомнил, как посылал ей цветы и как она испугалась первый раз и убежала в тростник. Они посмеялись и пошли к дедушке Артиле.
Проходя через новое поселение, юноша с удивлением разглядывал маленькие домики с островерхими тростниковыми крышами и окнами, глядящими на солнце. Домики были обмазаны белой глиной.
— А где ваши люди брали глину? — спросил он удивленно.
— На том берегу сколько хочешь.
Охотник посмотрел на нее с недоверием: что-то он не замечал, чтобы кто-нибудь копал на их стороне глину. Брали хворост, бревна, камни… Когда он сказал об этом, Роместа снова затеяла игру:
— Воины принца Даоса — невидимки, духи, которые появляются и пропадают в ночи. Не веришь? Спроси Мирицу — она подтвердит, потому что видела их. По ночам они пробираются в виноградники Мука-пориса, охотятся в лесах Дувры, берут глину из-под самого твоего носа…
— Постой, но как же все-таки они ухитряются стать невидимыми? — серьезно спрашивал он, подогревая ее веселость.
— Очень просто, — смеялась она. — Когда приходят в Дувру, притворяются нищими; когда идут рвать виноград — надевают волчьи шкуры и рога…
Так, смеясь и болтая, они подошли ко двору дедушки Артилы и сразу стали серьезными. Дом его, как и все остальные, был с островерхой камышовой крышей, двумя окошками из свиного пузыря и узкой дверью.
Около дома стоял стог сена, дальше — кузница, стены ее были оплетены полукругом из прутьев, а внутри виднелся глиняный очаг и меха из воловьих шкур.
Дедушка услышал шаги и поспешил им навстречу.
— Добро пожаловать, сын мастера из Краса-пары! — сказал он. — Можешь ничего не говорить, если тебе трудно подобрать слова. Роместа мне все рассказала. Ты искусный и смелый охотник…
Алученте покраснел, ругая себя, что не догадался принести зайца. Так полагалось бы настоящему охотнику… Он стоял, смущенный от этой мысли. «Да и Роместа хороша, — думал он про себя. — Не могла подсказать…»
— Дедушка, не хвалите меня, я исправлю свою ошибку…
— О какой ошибке ты говоришь, юноша?
— О той, про которую сами знаете, если расхваливаете меня…
— Ну-у! — старик засмеялся. — Ты еще поймаешь зайца, отведай-ка пока хлеба-соли в нашей хижине.