Выбрать главу

Мастер остановился перед ним и спросил, не слышал ли он что-нибудь о кочевниках и не приплывали ли они в город, чтобы продать женщин, — среди них должна быть одна с волосами цвета спелого овса…

Путник покачал головой:

— Нет. С тех пор как Гетиус изловил их между лесом Хорибы и берегом реки и разбил наголову, они не являлись в наши края… Вот уже лет сорок прошло, а может, и больше, не помню, — я был тогда мальчишкой у пастухов…

Басчейле уже в третий раз слышал об этом легендарном Гетиусе. Ему рассказывал о нем старик Артила, потом — Роместа. И вот снова… Мастеру пришла даже в голову мысль спросить, как выглядел Гетиус. Если бы он представил его себе, то вырезал бы его образ из дерева и предложил общине Дувры…

Чужак все изучал его, не понимая, кто этот человек с луком за спиной и чего он хочет. Басчейле смекнул, что вызывает ненужные подозрения, и проговорил:

— Как поживает наш правитель Мука-порис? Здоров, весел?

Человек внимательно посмотрел на него, и во взгляде его отразилась скопившаяся горечь. Потом он легонько покачал головой, будто хотел сказать: «Несчастные наши души!», приложил палеи к губам и удалился, не сказав ни слова.

Басчейле с недоумением пожал плечами, но мысли его уже направились в другую сторону. Разбойники не прошли через Дувру, значит, Роместы там нет. Мастер хотел уже повернуть обратно, но непонятное любопытство, желание узнать и сообщить своим новости заставило его продолжить путь и войти в город. Надо поговорить с людьми, думал он, выяснить, в какие дни они собираются на рынок; может быть, и он принесет свои вещицы, у них же приобретет что-нибудь для себя.

Он дошел до ворот. Дорога была свободна. Впереди торчал журавль колодца. Черная свинья плескалась рядом в луже.

Ворота держались на двух толстых столбах. Над ними — арка из желтоватого дерева. Столбы и арка были украшены: смутно различались круг солнца с косыми лучами, серп луны и извивающийся силуэт змеи.

Басчейле прошел под аркой и направился к колодцу — хотел освежиться глотком воды. За спиной его раздался громкий голос. Он резко повернулся. У ворот стоял стражник с копьем в руке и требовал, чтобы путник оголил себе грудь.

«Грудь? — промелькнуло удивление в уме у Басчейле. — Почему грудь?» Мастер притворился, что не слышит слов стражника; повернул голову и стал внимательно разглядывать ворота, будто важнее дела у него не было. А внутри все трепетало, все чувства обострились.

Он подался немного назад, краем глаза наблюдая за стражником. Тот, видно, только что отобедал: вытирал толстые губы ладонью. Он был сыт и добродушен. «Пусть себе насмотрится бродяга на ворота — успеет оголить грудь», — думал, вероятно, он.

Внезапно мастер понял, в чем дело: все жители Дувры носят на груди рабский знак, по которому стража отличает своих от чужеземцев. А если пришелец не хочет становиться рабом? Тогда с ним безжалостно расправляются. Об этом ведь рассказывали еще лазутчики принца Даоса, да он, старый дурень, запамятовал!..

Басчейле ускорил шаг, чтобы скрыться за воротами. Прочь отсюда! Не нужен ему этот город и его люди, добровольно отдавшие себя в рабство одному человеку!

Его охватил гнев: почему тирагеты так низко пали? Кто их ослепил, что они не видят пути к избавлению? Они вспахивают и засевают поля, доят и охраняют отары, хлопочут у водопойных колод… И всё для того только, чтобы не умереть от голода? Страшная судьба!

Басчейле не хотел думать отныне о Дувре — больше его нога не ступит сюда. Правду говорила Ептала: «Чем в рабство — лучше в лес, чем с безвольными, покорными этому мерзавцу слюнтяями, лучше со зверями, которые могут тебя разодрать».

Он воротился по той же дороге.

На вершине холма ему снова повстречался тот же путник: он нес вязанку дров.

— Не довелось мне побывать у Мука-пориса, — проговорил мастер с усмешкой. — И ты мне не сказал, человече, как поживает наш правитель…

Вновь услышав слова «Мука-порис» и «наш правитель», путник вздрогнул, как от удара кнутом, и проговорил еле слышно:

— А провались ты вместе со своим Мука-порисом, о котором печешься! — И побрел вниз.

Басчейле видел уже только вязанку. Она подпрыгивала все реже и реже, удаляясь. И еще он видел перед глазами картину: муравейник, где муравьи носятся взад-вперед, чтобы обслужить муравья-принца…

«Неужто не осталось на нашей земле гордых людей? — спрашивал себя мастер. — Или высохли совсем корни рода? Сгинули, как обломки корабля, разграбленного пиратами и ушедшего под воду?»