— Кто хочет покупать рабы молодые, сильные, идет ко мне! — подал голос перс на ломаном латинском языке, проглотив последний кубик хлеба. — Есть хороший товар, женщин молодая. Есть мужчин, не боится холод и жара, тянет плуг лучше быки, может давит грозди, месит глина, хорош на галера!..
К загону с рабами подошел человек на кривых ногах, следом за ним два солдата, нанятые, чтобы отвести живой товар домой. Человек останавливался около мальчиков, ощупывая их и оглядывая со всех сторон. Выбор его пал на ребенка женщины из рода венедов. Солдаты силой отняли его у матери; она стала причитать и рвать на себе волосы от горя и скорби.
При виде этой картины Далосак сжал кулаки и застонал, будто это у него отобрали ребенка. Он никогда не испытывал такой ненависти к несправедливости, как в эти мгновения. Ему не раз приходилось принимать участие в набегах, которыми руководил Албонак. Он топтал своим конем ни в чем не повинных людей, убивал и насиловал девушек. Но все это воспринималось им как мужская доблесть, смелость — он не чувствовал, что причиняет кому-то страдания. Отчего же сейчас его возмущали несправедливость, жестокость и грубость? Оттого, что и сам он был привязан к кольцу, испытывал эту несправедливость и жестокость на своей шкуре. Выходит, человек становится лучше, добрее от горького опыта своей жизни? Без него он может остаться рабом своих низких наклонностей?..
Роместа изредка взглядывала на Далосака и думала примерно о том же.
— Ну, что, проснулось, наконец, что-то в твоем сердце? — спрашивала она. — Смотри, вон там кинжал того, кого ты назвал храбрым. Возьми его, перережь веревку! Сделай то, что хотел, мне кажется, сделать твой друг, толмач Бастобалос…
Не понимая ее слов, Далосак метался, как молодая лошадь-трехлетка, которую впервые взнуздали и оседлали.
…Гомон базара перекрыл звук горна. Стражники стали расталкивать людей, освобождая проход какой-то важной персоне. Человек изредка останавливался, и тогда торговцы склоняли головы и показывали свой товар.
— Выбирай, что хочешь, Аристогорес! — говорили они. — Все это принадлежит нам благодаря тебе: ты верно служишь нашей богине Деметре, и она заботится о плодородии этой земли, делает нашу работу спорой, а рабов — послушными…
Главный жрец храма богини Деметры одобрительно кивал головой и проходил дальше.
У загона с рабами он остановился и оглядел каждого, никого не щупая и не спрашивая продавца об их качествах и привычках.
Роместа стояла с поникшей головой, изредка исподлобья на кого-нибудь взглядывая. Этот важный покупатель был толст и обернут в хламиду из красной ткани. На голове у него была какая-то странная шляпа в виде рога, на ногах — легкие сандалии, прошитые золотой нитью.
Перс стал хвалить свой товар, но Аристогорес не видел и не слышал его — он смотрел на кинжал, лежавший рядом с мечом Далосака на куске ткани. Мгновение спустя он взял его в руку, оглядел со всех сторон, пробуя острие и оценивая работу. Особенно понравилась ему рукоятка с голубым камнем и тремя буквами на нем.
— Челум, челум, — сказал он, показывая рукой на камень.
— Да, красивый и голубой как небо, — ответил ему торговец. — Только я продаю его вместе с этой рабыней…
Главный жрец посмотрел на Роместу и сразу заметил, что у нее великоват живот.
— Она беременна? — спросил он.
— Как видишь, Аристогорес, — ответил торговец.
Покупатель задумался: беременная рабыня может причинить ему беспокойство. К тому же от нее не будет большой пользы. Есть еще и риск: неизвестно, как она разрешится. Если умрет, он останется в проигрыше… Но украшенная камнем рукоятка очень уж хороша… Риск показался ему оправданным.
— Ладно, покупаю. — Он вытащил из-под хламиды кошель с золотом, бросил торговцу плату и хлопнул в ладоши. Как из-под земли возник стражник с кнутом в руке и принял Роместу. Она повернулась к девушкам своего племени; в их глазах читались жалость и сочувствие.
— Запомните этого тарабостас! Он купил меня! — крикнула она им. — Если захотят боги, еще встретимся. Проклятье на головы римлян!
Стражник толкнул ее вперед. Девушки стали рыдать в голос.
Аристогорес, казалось, был удивлен ее поведением, — повернулся к ней и оглядел с головы до ног.
— Res Romana Dei est, — сказал он. — Римское владычество от бога! Не проклинай, женщина!