3.
Как оказался он дома, Егор не помнил, не помнил он как проснулся, да и засыпал ли вовсе; теперь перед ним была такая картина: он сидел за столом, заставленным бутылками, в майке-алкоголичке, в почти полностью пустой и полутемной комнате перед окном, за которым был красивый летний вечер. Золотое Солнце опускалось за горизонт, даря последние сегодняшние свои лучи зеленым ветвям, в воздухе было тепло, но свежо, из всех звуков выделялось лишь едва заметное движение машин в отдалении и пение птиц, а на лавочке сидели мамаши, перед которыми играли малые дети. Все было зеленое, чистое, красивое: и люди, и деревья, и вообще все предметы пейзажа. Группа рабочих шла со стройки по пыльной дороге, подростки шествовали с реки, у самого горизонта, в окружении лип и кустарников, на местном футбольном поле, почти полностью залитом светом, шла игра, а в кронах деревьев гулял ветер, заставляя поднять взор к розово-голубым небесам. Луч света на минуту попал и в комнату Дронова, тут же пробежав по обшарпанной стене и оставив ее в еще большем мраке. Едва комната опустилась во мрак, как сзади, со стороны двери, Егор услышал скрип шагов о старый паркет и громкий насмешливый голос: «Ай-ай-ай-ай...». Дронов вздумал отвести взор от окна, но едва он это сделал, как окно исчезло, оставив его в полном мраке. Он просидел так всего пару секунд, пока не открыл глаза. Открыв их, он понял, что находится в своей постеле, на часах 7:00 утра, что означает подъем раньше на час, за окном валит снег, а жена еще спит. Уснуть Егор уже оказался не в силах, поэтому пошел в ванную умываться, что ему почти удалось, если бы он не поднял взор к зеркалу и не взглянул в него, увидев там вместо своего отражения столь мерзкую и противную рожу, окрашенную в лилово-алые тона, да вдобавок и смотрящую на него с неудержимой ненавистью, что привело его к шоку. Отошел Дронов лишь на кухне, когда смотрел на свой двор в окно, распивая бутыль водки, и силясь притом понять, где же он видел тот двор, что был в его сне, пока не прозрел, что это де тот самый двор, с того самого ракурса, с которого он смотрит на него сейчас, только во сне он был летним, а ныне он в зимнюю пору. В этот момент ему и вспомнилось одна городская легенда, которая напугала его до смерти однажды. Дронов всегда относился с определенным скепсисом к различным историям такого рода, но эта, да еще и рассказанная другом, который потом спился и умер год назад, врезалась ему в душу и запомнилась хорошо, хотя ее он слышал многие годы назад. Главный ее герой пристрастился наблюдать через бинокль за жизнью других людей через их окна. Изначально он наблюдал только за квартирами мелких буржуа, но их благообразный быт очень скоро наскучил ему, а посему он стал смотреть все более за жизнью люмпенов, обитавших в старом панельном доме пяти этажей, что разместился на отшибе от остальных. Вскоре он заметил, что по ночам к обитателям того дома приходят некие тени, которые пьют из них жизненные соки. А однажды, когда он опять наблюдал за такой тенью, то она увидела его и... тоже превратила этого человека в пьяницу-люмпена, а заодно и весь его дом. Дронов никогда не задумывался над смыслом этой истории, думая, будто ее мораль состоит в том, что не следует смотреть по чужим окнам, но теперь он подумал об социальном подтексте ее, а также о том, что его, мелкого буржуа напугало – опасность стать опустившимся люмпеном. Посмотрев на бутыль водки в руках, Дронов еще сильнее испугался, едва не впав в истерику, но вовремя очнулся, решив пойти на работу. Проходя по утреннему снегу, еще не отмеченному следами граждан, он заметил на нем то, что, пожалуй, лишь укоренило в нем худшие его опасения: там был гигантских размеров след некой лапы, превышающий в длину стопу человека раза в полтора-два. Проход нашего героя на работу был довольно мрачен, несмотря на погоду, которая весьма располагала к светлым мыслям: был приятный морозец, сопровождавшийся падением крупного снега в таком количестве, что все вокруг становилось белым, ибо снег укрыл собой всю грязь и убожество. Было очень светло и свежо, дыхание становилось легким как тот снег, что было совершенно не пригодно к сравнению со временами оттепели. Обилие света и сокрытие грязи снегом заставило людей улыбнуться: почти у всех прохожих настроение было замечательное, люди улыбались, шествуя целыми семьями по улицам, держась за руки и улыбаясь. Город был весь покрыт белым и чистым снегом, который все пребывал и пребывал, обеляя не только улицы, но и души их обитателей. Мерзостная слякоть исчезла, ее заменил белый покров. Радостные бабушки и деды вели своих внуков в парк, улыбаясь и вспоминая вслух свою молодость, пока внуки норовили вырваться вперед, крича от радости, падая в снег или хватая его руками. Студенты, одетые в хромовые сапоги и добротные шинели, гордо направлялись в сторону городского университета, обсуждая по пути философию Гегеля или квантовую механику. Лица рабочих, убиравших снег лопатами, даже и те отдавали трезвой радостью, и только Дронов был опечален. Рабочий день прошел прошел без всяких переживаний, промелькнув на одном дыхании, ибо большую его часть Егор просто спал, а вот вечер отметился знаменательными событиями.
4.
Дронов спокойно сделал поворот с оживленной улицы в сторону пожарной станции, продвигаясь в направлении своего двора. Снег падал как и прежде, хлопьями, освещаясь в свете фонарей, а затем укрывая дорогу, казавшуюся теперь устланной алмазами. Светлой змейкой, отражавшей свет ламп, лежал он в узком проходе меж темных громад зданий, напоминавших ныне сказочную пещеру. Казалось, что нет уж и неба, и звезд, и всего остального, а только некая странная пещера из громадных скал панельных домов, откуда светили мелкие окна домов и фонарей, будто гнилушки освещавшие путь. Змейка уходила куда-то далеко, маня в самое сердце дворов, указывая туда путь. По этому самому пути и направлялся наш герой. Тут за спиной у Дронова заскрипел снег... Обыкновенно, особенно же в грошовых ужасах, в этот момент он должен обернуться, дабы увидеть монстра, или же рвануть с места в беге, монстра не увидев, но тут все оказалось куда прозаичнее – Егор остолбенел, вытянул руки по швам, поднял голову, да как заорал нечеловеческим голосом, заставив всех жителей окрестных домов открыть окна. Кричал Дронов неимоверно пискляво, пискляво так, что у слушателей едва не могла бы пойти кровь из ушей, да еще и в три волны, имея, соответственно, три пика и три спада громкости. Едва у нашего героя прошла третья волна крика, как некто сзади начал орать еще громче, но там голос был куда более хриплый, да и кричал он, в отличие от Дронова, так, будто доносился из преисподней, разнося благой мат на многие метры, что было еще одним отличием его от крика Дронова, который от ужаса не мог сказать ничего вразумительного, путь даже и не совсем подцензурного. Услышав ор несчастного дворника, Егор рванул с места что было сил, направившись в сторону своего двора, но от скорости споткнувшись, упал в сугроб рядом с брошенным детским садом. Тут началось самое интересное. Едва Дронов решил встать, поняв, что испортил новые вельветовые штаны в период недавнего испуга, как он почувствовал некую твердую руку у себя на плече, а потом услышал голос: «Ай-ай-ай, что же ты лежишь тут в непристойном виде, да еще и совершаешь с сугробом игру?». Егор обернулся, но сначала не смог ничего разглядеть кроме некого огромного черного пятна, а потом понял, что перед ним стоит гигантский антропоморфный ежик и вонзает в него свой взгляд. Наш герой не мог орать, ибо страх его переполнял, встав комком в горле и заплетая язык, да и бежать не мог, так как ноги перестали слушаться, а посему он только хрипло, но при этом довольно визгливо не то каркнул, не то взвыл, а затем рванул от ежа прочь. Еж смотрел вслед несчастному Дронову, у которого от страха подкашивались ноги, заставляя его не ковылять, не то ползти, что более походило на предсмертные конвульсии-судороги, нежели на бегство. Даже когда беглецу удалось вырваться из плена страха, рванув сильнее, он все равно не мог бы оторваться от ежа, поскольку уровень физической подготовки Егора был крайне низок. Догонять Нашего героя ночному гостю не требовалось, поскольку еж мог настигнуть его за пару секунд, предпочитая немного поиграть со своей несчастной жертвой. Однако Дронову удалось перемахнуть через забор детского сада, а потом и вовсе укрыться в брошенному здании, на что реакция его преследователя оказалась весьма спокойной: еж сам перемахнул через забор одним прыжком, а потом начал ходить вокруг здания, распевая при этом песню «Тили-тили бом, закрой глаза скорее...». Дронов в этот момент пробирался по узкому и очень темному коридору особняка, скрипя старыми досками, да стараясь обходить окна, за которыми периодически мелькал силуэт ежа. В этот момент он услышал хрипение сзади, испортив при этом штаны еще раз, но уже вовсе обойдясь в этом деле без крика и визга, полностью принимая участь свою, но напрасно, ибо там стоял сторож, который тут же завопил: «Во что ты меня втянул, скотина?!». Дело в том, что у простого народа этой страны считалось, будто нет ничего хуже, нежели приход гигантского ежа, поскольку тот может сделать с человеком все, что пожелается: превратить в женщину, сделать алкоголиком, увести в параллельные миры, поиграть, да и выкинуть где, забрать в рабство, а также еще многое другое. Сторож повел Дронова далее по коридору, покуда они не вошли в большой зал, залитый светом утреннего солнца. Большая светлая комната вся была залита светом, а поскольку она была лишена мебели, то казалось неким местом в раю. За окном было летнее утро, а вовсе не зимняя ночь, что не могло их не насторожить. Наши герои вылезли в открытое окно, оказавшись на груде руин некоего сооружения, поросшей папоротником, кустами и травой, с высящимися местами деревцами. Руины эти, ныне превратившиеся в кучи битого кирпича и камня, поросшего травой, были некогда частью террасы детского сада. Вокруг стояла непроходимая толща зеленых зарослей, скрывавшая их ото всех, а остальной мир, соответственно, от взора героев. Яркий свет гулял по листве, лучи солнца заливали террасу, делая ее желтой, пели птицы, ветер шумел в кронах, доносясь и до самой земли, принося свежесть и прохладу, столь ценную для лица в жаркий день. Только осмотрев всю эту красоту, наши герои повернули взор на окно, которое теперь исчезло. «Мы в глубокой... чужбине!» - долго протянул, почти пропев, сторож дома – «Ежи любят уносить добрых граждан в царства ирреального, а потом делать из них умалишенных и выкидывать где придется! Что теперь с нами будет?!» - он упал на колени и зарыдал, приблизив тем свою кончину. Из-за угла в этот момент раздался шорох, заставив наших героев насторожиться и приковать взгляд к тому углу, держа его там несколько секунд, пока тело наливалось чугуном в ожидании ужасного. Тут сзади некто положил руку на плечо сторожу, что заставило его обернуться, увидев там маленькую девочку в милом платьице с абсолютно черными глазами, до такой степени глубокими и страшными, что аж мороз по коже бежал от взгляда ее. Герои наши бросились прочь от нее в строну угла, но за ним их ожидали уже несколько таких де точно девочек. Началась беготня по всему двору и дому, которой пытались спастись наши герои от преследования, но девочки всегда обнаруживали их. Через некоторое время они заметили, что пространство сада сужается неким магическим образом. Количество закутков во дворе и комнат в доме уменьшалось, воздух становился душным, дышать было все труднее. Пространство сужалось все сильнее, девочки все быстрее настигали своих жертв, бегство было все менее осмысленным. Комнаты дома сужались с ужасающей быстротой, рискуя задавить героев стенами. Дронов и сторож едва успели выскочить через дверь перед тем, как дом сжался и исчез окончательно. Небо опустилось сначала до семи, а потом и до четырех метров над землей. Девочки настигали наших героев в одном из последних углов сада. Пригнувшись, почти на четвереньках, дабы не биться головой о низкое небо, наши герои бежали к сужающемуся ладу в заборе через кусты, становившиеся все более густыми. Дронов успел прорваться сквозь лаз перед тем, как он закрылся и исчез полностью, а сторож, отставший на пару метров от него, не успел. Ныряя в лаз, Дронов лишь услышал дикие вопли и треск костей. И все. Егор стоял у внешней стороны забора заброшенного детского сада, на дворе была глубокая зимняя ночь, стояла тишина, и только снег, освещенный фонарями, свистя летел метелью на дорогу, заметая все собой. Дронов долго смотрел в стену забора, минут пятнадцать, а потом пошел в винную лавку и напился там до беспамятства.