На вынужденной стоянке под 78° 45' с. ш. сделали 26-часовую станцию.
Метель улеглась только 31 августа. Установилась ясная погода с легким морозцем. Снова двинулись в путь, стараясь придерживаться во льдах северо-восточного направления, но уже на следующий день встретили сильно сплоченные льды и были вынуждены следовать вдоль них. Так, пробиваясь во льдах, достигли мы 3 сентября нашей крайней северной точки на 79° 14' с. ш. и 45° 00' в. д. Отсюда хорошо был виден сверкающий ледяной купол Земли Франца-Иосифа и темные мысы отдельных юго-западных и южных островов. Но от земли нас отделяла зона тяжелых льдов. Как манила опять эта суровая величественная земля, как стремились мы высадиться на мысе Флора, как близко, казалось, осуществление мечты — и уже в который раз судьба была против нас.
Время еще не позднее, только 3 сентября. Может быть, подождать, когда улучшатся ледовые условия? Но нет, уже похолодало, столбик ртути в термометре упал до —5°, снежное месиво, образовавшееся на воде после сильных снегопадов, замерзая, спаивало мелкие льдины.
А уголь был уже на исходе. Непредвиденный «пробег» в Мурманск и обратно истощил топливные запасы. Как и прежде, неприкосновенного запаса продовольствия у нас нет и, как всегда, одеты мы очень легкомысленно.
Поискав еще день-другой более свободный путь к северу, мы от дальнейших попыток пробиться к Земле Франца-Иосифа отказались. Ничего другого не оставалось, как возвращаться.
На обратном пути экспедиция выполнила океанографические работы по 41-му меридиану. 15 сентября «Персей» пришел в Архангельск.
Здесь мы с удивлением узнали о распоряжении не ставить судно на зимовку, как обычно, а произвести необходимый ремонт и готовиться к переходу в Мурманск и к зимним плаваниям. Об институтских преобразованиях я узнал только в Москве.
В конце ноября я приехал в Мурманск. Здесь стояла зима, хотя и не очень холодная. Заиндевел такелаж «Персея», иллюминаторы покрылись морозными узорами, по ватерлинии корабля и шлюпок висели гирлянды ледяных сосулек. Солнце не поднималось над горами и только среди дня окрашивало небо оранжевыми тонами.
Зима, скоро Новый год, мы готовимся уходить в море. Все казалось необычайным и интересным. Впервые поняли мы, как удобно иметь свою базу. Можно было разгрузить «Персей» и не таскать с собою по морям массу имущества, не нужного в данной экспедиции. Впервые получили мы и меховые кожаные куртки, ватные костюмы, валенки, шапки и даже перчатки.
Кстати, о валенках. В новых, необтоптанных, с твердой округлой подошвой, удержаться на ногах в качку совершенно невозможно да и ходить опасно: в этом я убедился на личном опыте.
Я шел по узкому проходу жилой палубы — и вдруг меня ударила по голове переборка. Я не оговорился: новые валенки сохраняли вертикальное положение моего тела, и не я стукнулся о переборку, а она стукнула меня.
Сотрудники ГОИНа должны были приступать к организации научно-промысловых исследований. Наши познания Баренцева моря были уже достаточно обширными. Мы знали, что придонные (тресковые) рыбы не рассеяны по всему морю, а придерживаются определенных районов, где скапливаются в промысловых количествах. Эти скопления обусловлены гидрологическим режимом, глубинами, характером рельефа дна и придонной кормовой фауной.
Таким образом, в основу промысловых исследований следовало положить батиметрическую карту моря. Такая карта у нас имелась, и мы ежегодно ее пополняли новыми данными и корректировали.
Ненастным декабрьским вечером пурга залепила иллюминаторы, ветер завыл в такелаже, навевая тоску, монотонно поскрипывали переборки деревянных надстроек, усугубляя чувство одиночества. Даже на рейде против Мурманска слегка покачивало.
В тот вечер сидел я в своей каюте и раздумывал над картой Баренцева моря. Задача перед нами стояла новая, ответственная, и мы еще толком не знали, как подступиться к ее решению. Зная о важном значении рельефа дна, я всматривался в батиметрическую карту и старался реально его себе представить. Но изобаты, проведенные пунктиром, не давали наглядного представления. Тогда я решил выделить зону оптимальных промысловых глубин, заштриховав ее цветным карандашом. Понравилось, и я раскрасил всю карту. Получилось совсем хорошо: наглядно выделялись отмели, впадины, желоба, сразу стал понятен рельеф дна.