Норвежский зверобой, переименованный потом в «Зарницу», был совсем небольшим судном с тесными помещениями. Мы пригласили комсостав экспедиции провести вечер на «Персее», немножко выпить, а всех желающих — помыться в бане, которой у них не было. К вечеру они перешли поближе к нам. Как мне говорил Тимонов, «Персей» после «Эльдинга» показался им большим пароходом, а кают-компания, где был сервирован стол, — целым ресторанным залом.
Встреча произошла неожиданно, «осенней ненастной порой» в глухой новоземельской бухте, и не была лишена романтичности.
Тогда я познакомился с капитаном «Эльдинга» Петром Андреевичем Полисадовым, в далеком прошлом блестящим морским офицером, в советское время известным на Севере отличнейшим гидрографом, но любителем повеселиться, а порой и выкинуть какой-нибудь совершенно сногсшибательный фортель. Впоследствии мне приходилось с ним плавать на э/с «Николай Книпович», дважды попадать в очень опасную обстановку и поражаться его спокойствию и необычайному хладнокровию.
На «Персее», как читатель помнит, было пианино. Оказалось, что Рудольф Лазаревич обладает приятным голосом — он пел Целый вечер.
Но настало время возвращаться на «Эльдинг». Не обнаружив у парадного трапа шлюпку, П. А. Полисадов просто шагнул в воду и в сапогах и английской шубе вплавь отправился на свой корабль, куда и прибыл совершенно благополучно. Он перепугал только вахтенного матроса, в полной темноте крикнув из-за борта: «Вахтенный, посвети мне, где штормтрап».
На другой день «Эльдинг» направился в Архангельск, а мы — брать пресную воду. Место, найденное биологами, оказалось настолько приглубым, что, отдав становой якорь, «Персей» мог вплотную подтянуться кормою к скалистому обрыву и закрепиться тросами за камни. В озеро запустили шланги, на такой случай они имелись на судне в достаточном количестве, и вода самотеком побежала в наши цистерны.
Середина сентября на Новой Земле была уже настоящей осенью. Ночи темные, ветреные, часты туманы, дожди, а иногда и мокрый снег. В такую пору работать в заливе на открытом катере дело совсем не легкое.
Главным драгмейстером у нас на «Эвелине», как всегда, А. Д. Старостин, большей частью он же и рулевой. Возвращаемся мы с работы поздно, когда уже темнеет и вдали на мачте «Персея» приветливо блестит огонек. Старостин стоит во весь рост на корме, смотрит вперед через крышу моторной рубки и правит по курсу, зажимая румпель руля голенищами сапог. Мы все промокли, замерзли и жмемся к дверям рубки, откуда идет тепло.
Однажды взглянул я на возвышающуюся фигуру Старостина и удивился. Неужели он отправился на работы в белых летних брюках? Во всяком случае, между полушубком и голенищами сапог, там, где полагается быть брюкам, что-то белеет. Я окликнул Андрея Дмитриевича, он спокойно нагнулся и подтянул свои черные ватные брюки до пояса. У него оборвались помочи, брюки съехали, но он уже так промерз, что ничего не ощущал. На «привальном обеде», который устраивался в день возвращения в порт, Андрею Дмитриевичу преподнесли шуточный подарок — картонную модель «необрывающихся подтяжек».
Наполнившись пресной водой, мы вышли 18 сентября из губы Заблудящей в море, чтобы продолжить работы в районе Печоры и Хайпудырской губы. Моряки называют этот район Хайпудырской дырой. Он мелководен, изобилует отмелями и кошками, которые далеко не точно нанесены на карту и определяться по которым очень трудно. Особенно в осеннее время, когда темнеет в 18 часов, когда часты туманы и снегопады, а светает совсем поздно.
Определившись последний раз по Югорскому Шару, «Персей» повернул на запад, чтобы выполнить разрез вдоль Печорского моря. Почти все время над морем висел туман, шли только по счислению, не зная скорости и направления течений. 21 сентября, обогнув Колгуев с севера, мы с радостью покинули Печорское море, но сразу же попали в объятия баренцевоморского шторма. Работы прекратили и пошли в Архангельск, куда прибыли 27 сентября.
«Персей» прошел 1535 миль и выполнил 42 морские станции.
ГЛАВА 7
★★★★★★★★★★★★
Пятилетие Плавморнина и плавания в 1926 году
Ареной экспедиционной деятельности Морского научного института в первые годы его существования являлись Баренцево и Карское моря. В те времена наименее исследованными, вернее, совсем неизученными были их северные акватории, труднодоступные из-за ледовитости. Они и привлекали внимание научных работников института. Институт уже отметил пятилетие своей деятельности. К юбилейной сессии ученого совета была развернута выставка экспонатов, добытых в северных морях, многочисленных фотографий, диаграмм и акварелей художников В. А. Ватагина, В. М. Голицына и Тыко Вылки, посвященных Северу.