Однажды, это было в 1922 или 1923 году, шел я по Машкову переулку (теперь улица Чаплыгина) и услышал за спиной шаги догоняющего меня человека и несколько басистый голос:
— Вот мы с вами живем где-то поблизости, часто встречаемся, а не знакомы. Давайте познакомимся?
Я обернулся: это был мой знакомый незнакомец.
— С удовольствием с вами познакомлюсь, — ответил я, пожимая протянутую мне руку.
— Судя по вашему виду, вы, несомненно, имеете какое-то отношение и к морю, и к Арктике? — спросил мой новый знакомый.
— Вы не ошиблись, и к морю, и к Арктике я имею самое непосредственное отношение.
— И у вас, должно быть, есть книги об Арктике?
— Ну еще бы, целая небольшая библиотека, — ответил я.
— Ах, как мне нужно с вами поговорить! — воскликнул молодой человек.
— Так заходите ко мне, я живу тут рядом, в Фурменном переулке.
— А я в Машковом, тоже совсем рядом.
Вечером он ко мне пришел. Это был Эрнст Теодорович Кренкель — будущий известный полярник и Герой Советского Союза.
Он стал у меня бывать, мы подружились. Кренкель уже тогда очень интересовался Севером, собирался поехать на полярную зимовку. Я снабжал его литературой об Арктике и советами «старого полярника», хотя сам был еще совсем новичком.
Летом 1927 года, незадолго до ухода «Персея» в Карское море, мы встретились с Кренкелем в яхт-клубе, где я проводил все свободное время. Он собирался отправляться на зимовку на Матшар.
Когда персейская шлюпка подошла к берегу, нас встретил Эрнст Теодорович. Он водил нас по зимовке, показывал хозяйство и рассказал, что бедствием являются страшной силы ветры (новоземельский падун), обрушивающиеся на рацию. В предыдущую зиму такой падун сорвал с жилого дома крышу. Теперь ее укрепили тросами, перекинутыми через конек и закрепленными за «мертвые якоря», вкопанные в землю.
Потом мы с ним сидели в его каюте, как здесь принято называть комнаты, вели задушевную беседу, строили планы на будущее и предавались мечтам. Провожая меня, он шел за отвалившей шлюпкой, махал фуражкой и забрел в воду чуть ли не до пояса. Шлюпка уходила, отдалялся берег, а фигура Кренкеля все еще возвышалась из вод пролива Маточкин Шар.
Снова встретились мы с ним только в Москве.
В западном устье Маточкина Шара, на берегу губы Поморской, закрытой с юга мысом, находилось ненецкое становище Маточкин Шар. Состояло оно из четырех изб, нескольких сарайчиков и маленькой часовенки, нелепо раскрашенной яркими полосами. Сюда, в Поморскую губу, пароходом, шедшим в первый новоземельский рейс, для «Персея» завезли 50 тонн угля. (В те годы во все становища Новой Земли совершались два рейса — летний и осенний. Обычно ходил пароход «Сосновец».)
Расставшись с гостеприимными зимовщиками Матшара, мы пошли в губу Поморскую за своим углем.
Удивительно живописный пролив в этом году был совершенно чист, мы не встретили ни одной льдинки. Стесненный высокими горами, обрывистыми скалистыми мысами, он казался узким коридором. На самом же деле в наиболее тесном месте, примерно около середины, его ширина более полмили. Пожалуй, самое красивое место в проливе там, где он прорезает горы Вильчека, Жданко, Лимана и Лудкова. Здесь имеются небольшие долинные ледники — Третьякова, сползающий с северного берега, и Васнецова на южном берегу. Мы видели эти ледники в стадии отступания — висячими, от воды их отгораживали конечные морены.
В географических названиях на Новой Земле часто встречаются имена известных русских художников. Это объясняется тем, что исследованию острова много времени и сил посвятил художник Александр Алексеевич Борисов.
Борисов, уроженец Архангельской губернии, был замечательным художником, прекрасно знавшим Север. Он на небольшой парусной шхуне «Мечта», специально им построенной, плавал по Карскому морю, где его крепко затерло льдами. Со своей маленькой командой он был вынужден покинуть суденышко и пешком по плавучим льдам отправиться на Новую Землю. В Арктике Борисов был не быстролетным туристом, он был в ней своим. Художник не только видел Север, он чувствовал его всем своим существом. И нет лучше художника, который бы с таким знанием и чувством умел передать в своих произведениях суровую красоту полярных пейзажей, их величие, их настроение.
На ночь «Персей» отдал якорь на траверзе мыса Снежного. Утром, выйдя на палубу, я действительно увидел, что все горы покрыты свежевыпавшим снегом. Мы отправились дальше на запад и 19 сентября стали на якорь в Поморской губе, поближе к сваленной на берегу куче угля. Сейчас же прибыли гости из становища — пять ненцев в оленьих малицах, распространявших специфический запах по всему кораблю. В ожидании угощения, особенно водки, они бродили по палубе. Мы пригласили их в кают-компанию и угостили чаем с конфетами, компотом и баранками. Водки у нас просто не было.