— Я думала, ты, как всегда, заранее все купила. Нет?
— Почти все. Надо еще по мелочи докупить. Будем делать твои любимые пряники?
— Конечно, мамуль! — у Веры даже глаза загорелись.
Она обожала мамину еду, а праздничную особенно. Дома в Москве она почти не готовила. Зачем переводить деньги на продукты, если ее вечно тошнит, и кусок в горло не лезет? В основном, Вера ела фрукты и овощи, да пила витаминизированный чай… Противное пюре из шпината было ее самым «любимым» блюдом. Зато оно насыщено фолиевой кислотой, белками, каротином и разными витаминами. Больше ее организму было не на что рассчитывать.
— Тогда нужно купить все необходимое для глазури и одну банку кукурузы на папин любимый салат, — произнесла мама и, взяв Веру под руку, направилась из комнаты.
Они обошли все магазины и накупили кучу еды. Вера почувствовала себя наконец-то в своей тарелке. Она никогда не любила Новый год и праздники, в принципе. Никогда не веселилась, встречая их. И все эти походы по магазинам в школе ее бесили. Мама раньше целый день готовила, а она даже не помогала. Готовить Вера не особо умела, да и нужды не было. Сама она всегда перебивалась каким-нибудь куском всухомятку и вообще была непритязательна в выборе еды, и в выборе всего остального тоже.
— Мам, так что там с папиным новым «бизнесом»? — поинтересовалась Вера, рассматривая цветную мишуру. — Что на этот раз?
— Доченька, ты будешь удивлена. Твой отец превзошел сам себя — купил дорогущий инструмент из-за границы, чтобы машины чинить. Теперь ищет заказы…
— И сколько стоит этот инструмент?
— Сто пятьдесят тысяч, — выговорила Валентина Игоревна, про себя вздрагивая от мысли о том, сколько времени им придется выплачивать кредит.
— Сколько?! Ну ничего себе, дела. Ладно, он теплицы ставил на заказ, подушки и одеяла продавал, таксовал… Но за такие деньги купить аппарат, которым он даже, не факт, что умеет пользоваться?
— Да, Верочка, вот так. Ничего, тебя мы отучили, больше деньги тратить нам не на кого. Будем — на папины сумасшедшие идеи, — добродушно улыбнулась женщина.
Женщины выбрали несколько новогодних украшений для дома, мишуру, гирлянду на елку, и, рассчитавшись, вышли. Вера вдохнула свежий декабрьский воздух, и губы дрогнули в легкой улыбке. Последний день декабря и этого года. Сколько же ей останется в новом году?..
— О чем задумалась? — прервала ее грустные подсчеты мама.
— Думаю, почему ты папе так и не скажешь никак, что пора уже прекращать заниматься ерундой, от которой никакой прибыли.
— Я все хотела, а потом поняла: пусть он, на старости лет, порадуется. Просит душа теплицы ставить — пусть ставит. Жили мы всегда не очень богато, многое позволить себе не могли. Еще я его буду на пенсии учить жить и попрекать. Выплатим уж кредиты до глубокой-то старости, и ладно. Главное, чтобы ты, Верочка, наше самое главное достижение в этой жизни, устроилась и была счастлива. А о нас не думай много.
Вера опустила глаза, опасаясь смотреть на мать. Она так и не рассказала родителям о своей болезни. Просила у них деньги якобы на личные нужды, а сама тратила на лечение, но не набралась смелости все им рассказать. Зачем их расстраивать? Она и так была не самой лучшей дочерью…
— Как же мне не думать о вас, мамуль? Кроме вас у меня никого нет, — сказала она дрогнувшим голосом, проклиная себя за излишнюю эмоциональность, и открыла дверь подъезда, пропуская вперед маму.
— Когда ты уже нас порадуешь мужем и внучками? А, Веруня? — обратилась к ней мама, ставя пакеты на пол и снимая шапку, с который посыпался снег. — Ух, намело на голову.
— Я… я не знаю, когда, мам.
Девушка наклонилась совсем близко к пакетам, и слезинка потерялась в где-то в груде покупок. Быстро подхватив пакеты, Вера прошла в кухню, пряча глаза. Ей нужно было уйти из дома на некоторое время. Это испытание оказалось гораздо сложнее, чем она предполагала в начале.
— Мам, я схожу прогуляться сейчас? Или помощь нужна?
— Нет, дорогая, иди. Холодец готов, оливье тоже, курица с картошкой ждут своего часа. И другие блюда также в стадии завершения. Иди, вспомни, хоть, как родной город выглядит.
— Пойду, Ромку навещу…
— А Ромы нет, Верочка. Он же служит в Севастополе теперь.
— И даже не приехал на Новый год к нам? — неприятно удивилась Вера.
— Вижу, вы с ним давно не общались. Он девушку нашел, говорит, жениться хочет. Думаю, у него теперь есть семья, — объяснила Валентина Игоревна, будучи счастливой за этого мальчика.
— Понятно… Ладно, я пошла. Вернусь часам к шести. Как раз на первом закончится «Ирония судьбы» и начнется концерт.
— Пока, Верочка!
Вера спустилась по лестнице, не замечая ступенек и больше не сдерживая слез. Не было сил… Совсем. Она побежала в сторону школы, в которой когда-то училась. Почему туда Вера и сама не знала. Плюхнувшись на колесо на спортивной площадке, девушка заплакала. А снег кружил вокруг, демонстрируя свое равнодушие к ее горю. Зима сменит зиму, снег так и будет кружить, а она — нет, она больше не встретит зиму…
— Как же больно, — прошептала Вера, давясь слезами.
Нос уже потек, раскрасневшись. Глаза превратились в щелки, утопая в соленых океанах. И холод пробирал до самой души. Оглянувшись на здание школы, она заплакала сильнее. Как бездарно прошла ее жизнь. И как быстро все закончилось.
Школа была ее проклятием на протяжении десяти лет. Она всегда была худой и какой-то нескладной. И дети не переставали тыкать ей в лицо этим. «Палка», «Доска Верка», «Шапокляк» — были ее вторыми именами в этой тюрьме. Как она ненавидела каждый день своего пребывания в школе! Жестокие дети навсегда вложили ей в голову простую истину — она страшная. Нескладная, длинная, тощая, без груди…
«Просто уродец», — мысленно усмехнулась Вера.
Поэтому она всегда избегала парней, ни с кем не знакомилась, не общалась. И только и делала, что ждала этого великого дня — выпускного. Сердце сдавило болью. Самые лучшие дни ее жизни прошли в темноте и ненависти к себе, в замкнутости и отрешенности от всего мира. И даже эти дни было не вернуть.
Вера всхлипнула, доставая из кармана куртки платок. Вернуть бы все назад, и плевать на то, что говорят противные люди вокруг! Решение было так близко — просто закрыть уши и не позволять яду их слов просачиваться в душу. Все было так просто и очевидно — любить себя, назло всем голосам и мнениям. Но она не смогла. А потом рак поставил крест на всей дальнейшей жизни. Цветок умирает, даже не успев распуститься…
И по Ромке она дико скучала. Он и Алинка — два самых любимых лучика света во тьме ее жизни. Эти двое единственные знали об участи, которую ей приготовила судьба. Хоть кто-то из них обрел свое счастье. Как много времени раньше они проводили вместе, доверяя друг другу все-все свои тайны и переживая. Узнав о том, что болезнь перешла в активную стадию и начала ее быстро убивать, Вера первым делом сообщила Ромке. Она надеялась, что родители простят ей эту ложь во благо.
— О, Боже, уже шестой час, — пробубнила в шарф Вера, поглядывая на часы. — Папа должен скоро прийти, да и маме не мешало бы помочь.
Девушка смахнула слезы, зная, что ветер и холод все равно не оставят соленых следов на щеках, и двинулась домой. Папа уже действительно пришел. Он смотрел телевизор.
— Какие люди у нас в глухомани! — воскликнул отец, встречая Веру.
Она улыбнулась ему в ответ и крепко обняла. Вот и папа. Не проходящая тоска скрутила жилы. Когда-то, когда еще был шанс жить, она была холодна с родителями, жила единственной мечтой — поскорее оставить дом и никогда не возвращаться обратно. Но жизнь распорядилась иначе. Она вернула её сюда, буквально поставила на колени. Вере хотелось слезно молить Небеса, стоя на коленях, лишь бы они дали ей еще одну возможность, еще один шанс…