— Сегодня на речке? — прищурившись, рохиррим провёл пальцами по моим губам, безошибочно зная, что это лишь добавит волнительных мурашек. — Я угадал?
— Что ты, мой господин, какая речка? — всё ещё изображая невинность, что стало совсем затруднительно, когда он ощутимо надавил указательным пальцем на нижнюю губу, я попыталась унять дрожь. Такой высокий, сильный и родной. Главное, не сойти с ума. В конце-концов соблазнять сегодня хочу я. Муж определённо напрягся, когда я на миг прикоснулась к подушечке его пальца языком. — Ты ведь запретил мне туда ездить без сопровождения.
— И тебе, и нашим детям, — окинув меня потемневшим взглядом, Эйомер убрал руку лишь для того, чтобы вытащить из кармана брюк слишком знакомую серебристую ленточку. Определённо, дочь так же рассеяна, как и я, а он, напротив, слишком внимателен. Надеюсь, хотя бы Эйдоред улик не оставил. Тогда точно не отвертеться. Хотя и сейчас это вряд ли возможно. — Расскажешь, как она оказалась в ветвях таволги у самой воды?
— Должно быть ветром унесло, — пожав плечами, я поспешно отошла к открытому окну и, взглянув на таинственный от ночного мрака внутренний двор, попыталась сосредоточиться. — День вчера был ветреный, а мы возили цветы из сада к курганам.
— Тоже одни? — в голосе мужа послышалась угроза, но уж тут мне бояться было нечего.
— С Хамой и Ранарой, — вспомнив о том, как звонко смеялись Эймири и Эйдоред, носясь по изумрудной траве вместе с их Ханаром, как затевали салки, пока мы наводили порядок на могильной земле, я улыбнулась: наши дети ещё не понимали, что такое смерть, они были просто счастливы в своём бесшабашном детстве и благодарными за это нужно быть доблестным витязям Рохана, которые отдали за мир и окончание Великой Войны самое ценное — свои жизни.
— Лютиэнь, когда ты лжёшь, у тебя уши краснеют.
— Я не лгу, можешь сам у Хамы спросить! — возмущённая такой вопиющей клеветой на свои ни в чём неповинные ушки, которых ни разу не видно за рассыпавшимися по плечам непокорными волосами, я обернулась к мужу лишь для того, чтобы демонстративно вздёрнуть подбородок. — Только сделай это утром, не стоит никого тревожить среди ночи.
А то свечку придут под дверями держать, а потом новые сплетни распустят. Теперь уже недалёкие от истины.
— Хочешь сказать, он знает, кто вас к реке сегодня сопровождал?
Эйомер пока не делал новых попыток приблизиться, но было видно, что он начинает снова злиться, от того и загнал в угол, не оставляя другого выхода кроме как признаться в совершённом проступке — ведь прекрасно знает, что подставлять начальника стражи я не стану. Себе дороже. Но и меня любимый недооценивает, если думает, что так легко сдамся под его давлением. Не размышляя дольше и секунды, я разжала пальцы, которыми удерживала белоснежную простыню, позволяя ей невесомой волной соскользнуть на пол.
— Как тебе мой новый наряд? Я его сегодня весь день шила.
Вот теперь вру. И даже волосами тряхнула. На всякий случай. Чтобы точно скрыть уши. Но ошалелый взгляд мужа стоил любой лжи, тем более такой незначительной. Всё же не каждый день Конунг Марки видит свою супругу в маленьком чёрном платьице в стиле Коко Шанель.
— Что это? — напряжённо поинтересовался он, обводя пристальным взглядом мои неприкрытое ноги и голые плечи, останавливаясь на том месте, где край фактически не существующего подола называется — по самое не могу. Хотя, вот судя по проступившим багровым пятнам на заросших щеках рохиррима, он как раз–таки сейчас много чего сможет, это я потом утром сидеть не смогу. — Кто тебя надоумил на подобное безобразие?!
Ну вот, зато вопрос о речке отпал сам собой как теперь несущественный.
— Никто, — застенчивая улыбка уже вряд ли поможет, и всё же… — Я сама фасон придумала, хотела тебе приятное сделать.
— Приятное? — зычный голос Эйомера вдруг сорвался на хрип, кадык нервно дёрнулся, когда, словно задыхаясь от нахлынувшего жара, он одним движением стянул с себя расшитый золотом камзол и рубаху. — Вот этой тряпкой?
1:1. Я тоже не могу отвести взгляд от его бугрящейся мышцами груди, волос на которой за последние восемь лет стало только больше. И всё же этот раунд нужно непременно выиграть. На кон поставлено слишком много.
— Разве тебе не нравится? — стоило мягко улыбнуться, а затем, демонстрируя внезапную обиду, отвернуться к окну и, опершись о подоконник, чуть наклониться, как за спиной раздался переходящий в рык вдох.
Ничего, пусть полюбуется, мне не жалко. Он и к кружевному белью, которое я шила вместо панталон, привыкал довольно долго. И всё же оно ему нравилось. Не исключено, что благодаря этому и была зачата Эймири, а успехи нужно повторять.
— Надеюсь, это сорочка, а не повседневный наряд? Иначе…
— Иначе что? Запрёшь под замок?
— Это и так давно пора сделать.
Вот угроз я не ожидала и всё же постаралась не задрожать, когда широкие ладони легли на плечи, разворачивая к себе, медленно скользя по скрытым гладким шёлком изгибам тела. Возразить пришлось лишь когда муж попытался разделаться с дерзким нарядом самыми кардинальным способом — разорвать.
— Нет, — накрыв пальцами его сжавшую ткань лифа руку, я попыталась вырваться, чтобы отстранится хоть на шаг. — Я так ждала тебя!
— Вижу, — похоже, он слишком быстро догадался, что так не приглянувшийся поначалу наряд является предметом соблазнения. Это было заметно по кривой улыбке, по туманящемуся взгляду, из которого начал уходить гнев. Наклонившись, Эйомер жарко прижался к моим губам, а в следующий миг, не размыкая поцелуя, поднял на руки и направился к кровати.
Нет-нет! Не так быстро! И всё же как сладко он целует! Обнимая за шею, не в силах противиться искушению, я ответила на его ласку, наслаждаясь проникновением в рот горячего языка, покалыванием щетины о подбородок, скользящими по плечам и спине широкими ладоням, мягким покрывалом и вдавившим меня в постель телом мужа. Мысли разлетались, как непослушные стайки мотыльков, когда он коснулся губами шеи, осыпая её влажными поцелуями, надавливая большими пальцами на ключицы. И всё же одна, самая главная, ещё не покинула снедаемое страстью сознание и заставила упереться ладошками в его широкие плечи.
— Подожди, Эйомер, — с губ сорвался стон, когда он недовольно прикусил чувствительную кожу под ухом. — Я хотела… поговорить…
— Позже, — оттянув шелковый лиф платья, рохиррим обнажил мою грудь, чтобы, даря мучительную сладость, втянуть в рот горошину соска.
— Это нужно сделать сейчас, — утонув в остром удовольствии, когда он сильно сжал зубами затвердевший комочек плоти, забывая обо всём на свете, я попыталась притянуть ближе голову мужа, но тут он, наконец, изволил взглянуть на меня своим сводящим с ума серо-стальным взглядом.
— Что-то случилось? — голос звучал хрипло и нетерпеливо. И всё же это была уступка.
— Нет… то есть да… — выгнувшись дугой, когда он сжал между пальцами напряжённые соски, я едва смогла вдохнуть ставший слишком горячим воздух.
— Ну, так? — хмурится. Считает, что голову ему морочу.
— Я хочу от тебя ребёнка.
— У нас их уже двое, — освободив, наконец, мою грудь, Эйомер приподнялся надо мной, опираясь рукой на одну из подушек, внимательно заглядывая в глаза. Как будто я могла сейчас выдержать его взгляд. — Этого достаточно.
— Нет…
— Нет!
Как категорично перебивает. Как больно от этого. Разве хоть один раз у меня получилось его переспорить? Но ведь не могут наши дети рождаться только по залёту? Хотя бы одна беременность должна быть запланированной?
Низ живота болел от желания слиться с ним, но в тоже время душу заполнила невыносимая обида: как всегда, даже слышать меня не хочет.
— Зачем тебе это? — заметив, как я пытаюсь отвернуться, чтобы скрыть закипающие слёзы, Эйомер сжал пальцами мой подбородок, не позволяя сделать этого. — Разве ты не понимаешь, что я больше не хочу рисковать твоей жизнью?
— А разве ты не понимаешь, что я женщина? — да, мне до дрожи нравится, когда он изливает горячее семя на мой живот или бёдра, но всё же это не сравнится с тем удовольствием, когда оно заполняет меня изнутри, когда зарождается новая жизнь. — Сам ведь говорил, что счастье женщины в служении мужу и рождении детей. Так не лишай меня его. Я хочу, чтобы у нас было трое детей, разве это так много? У Ранары их четверо, а в семьях наших витязей и горожан и побольше есть.