У Эйверта не то что уши – всё внутри оборвалось и зачесалось от неприятного предчувствия.
Ну, правильно, там, где упомянуты Манхельмы, хорошего не жди.
– Какой договор, дед?
– Бабушка позвала на ужин господина Гаспара, как ты, должно быть, уже знаешь. С Милардой, его дочкой. Единственной и горячо любимой.
– Та-ак, – уронил Эйверт.
– Милочка – очень милая девочка, – как-то заискивающе улыбнулся дед.
Ни разу Эйвертон не видел Миларду Манхельм милой. Но её имя во время его визитов домой звучало с пугающей регулярностью, и это было одной из причин, почему он старался пореже навещать родителей.
– Я давно её не видел. Не исключаю, что за прошедшее время госпожа Манхельм приобрела определённую… некоторую… некоторое очарование, – осторожно высказался любящий внук.
– Вот, – подхватил дед обрадованно. – И бабушка так мечтает о вашем союзе! Да что бабушка, я сам с радостью отпраздную твою свадьбу, Эйво! Миларда Манхельм – отличная партия!
Эйверторн дёрнулся, схватился за дверной косяк.
– Какая свадьба, дедушка?!
– Так ваша с Милочкой! О которой отец твой с господином Гаспаром ещё тогда сговорились! Так вот теперь очень удобный случай представляется: Манхельмы приедут, ты приедешь и во время ужина сделаешь Милочке предложение! Бабушка-то как обрадуется!
Да уж. Танцевать на радостях начнёт, позабыв о своих хворях и приступах. Бабуля действительно не раз отмечала, что хорошо бы получить состояние Манхельмов в свою семью.
Эйверт медленно, неотвратимо закипал. Лицо, чаще всего выражавшее отстранённую надменность, пошло красными пятнами.
– Какой, к мухам болотным, договор?! В тот год мне было тринадцать, и то был просто разговор под пятнадцатилетний бренди!
– Да почему же просто-то? – обиделся дед. – Подобные договорённости так и заключаются, в непринуждённой беседе, под хорошие напитки правильной крепости. Бабушка, опять же, одобрила: как-никак, господин Манхельм – наш давний деловой партнёр и приданое за дочерью даёт истинно королевское.
Эйверт лихорадочно искал лазейку.
– Погоди, дед, что-то не сходится. Я помню детали той пьяной беседы, отец поделился. Они с господином Гаспаром шутили о том, что если я не женюсь до того, как мне исполнится двадцать семь, то предложу руку и сердце его дочери.
В своём уме Эйверт ей и носового платка бы не предложил.
– Мне двадцать шесть, дедуля, – закончил он гневно. – Не говоря уже о том, что этот, как ты выражаешься, договор, я никогда не принимал всерьёз.
– Ну и напрасно, Эйво! Мы все принимали. Что касается срока… Ты же знаешь бабушку. Видение ей было давеча, что это лето – наиболее благоприятное время для заключения твоего брака. Зачем ждать ещё год, если благоприятный момент – вот он? Да и у тебя невесты всё ещё нет, так что… Миларда действительно неплоха, мой мальчик.
Неужели это конец весёлой жизни! Хотя…
– Есть, – воскликнул Эйверт. – У меня есть невеста, дед! Я не могу жениться на Миларде Манхельм!
Там, в доме, знакомом до последней ступеньки, дед неприлично округлил глаза и поперхнулся. Оглянулся через плечо с тем же растерянным видом, что и мама четвертью часа ранее.
– Кто у тебя есть? – недоверчиво протянул он. – Какая невеста?!
– Юная, прелестная, самая очаровательная девушка из всех, кого я видел, – отрезал внук. – Свадьба назначена на конец лета.
Дед подёргал себя за кончик уха, вперил в Эйверта острый взгляд.
– Вот это новость! Хильда ни за что не поверит. Да что там, я сам потрясён! Вот что, Эйво, ты должен представить свою избранницу семье! А как иначе: если ты намерен жениться, мы должны всё как следует обсудить! Привози свою невесту. Вот в этот выходной и привози, чего время тянуть! Все остальные дела можно отменить и перенести, познакомить будущую жену с родителями гораздо важнее. Хильда, конечно, вся изведётся до выходного… О реакции господина Манхельма даже гадать не берусь. Решено: через четыре дня ждём вас обоих. А то… Давай я экипаж за вами пришлю?
– Не нужно, дед, благодарю, – улыбнулся Эйверт. – Мы сами.
Старательно удерживая лицо и изо всех сил игнорируя полыхающие огненным зудом уши, он попрощался с дедулей, чьё любопытство грозило вот-вот пролиться и затопить весь его удобный уютный кабинет. Взмахом руки испарил воду, отправил пустую посудину на место и с силой вцепился в собственные волосы. У него четыре дня... Даже три, не считая сегодняшний.
В дверь постучали.
– Я занят! – рыкнул Эйверт.
– Я принёс мазь, мастер Эйверторн, – раздалось по ту сторону орехового полотна.