Наконец, обшмонанный с ног до головы, Константин был препровожден в комнату, где за стеклом сидела черноволосая сотрудница. Стекло это перегораживало пополам все помещение. По ту и другую сторону стояло два телефонных аппарата.
Сотрудница показала, что не слышит его и постучала по телефону. Костя снял трубку.
— Алло? — сказал он. — Я туда звоню, это посольство Израиля?
— Говорите по существу, — ответила сотрудница, внимательно разглядывая его. — В чем ваши проблемы?
— Мои проблемы в том, что я хочу выехать к вам, на постоянное место жительство. Ну, то есть не к вам, за стекло, а в Израиль.
— Я понимаю, — слегка улыбнулась сотрудница. Затем углубилась в лежащие перед ней паспорта Кости и Ольги.
— Могла бы и раньше просмотреть, — буркнул в сторону Константин. Прошло еще несколько долгих минут.
— Но вы же оба русские, — сказала, наконец, сотрудница. Говорила она без акцента. Наверное, школу здесь заканчивала, институт, подумал он, — на дискотеки ходила, с парнями встречалась, а теперь сидит там в аквариуме и корчит из себя золотую рыбку.
— Я внук еврея, — возразил он. — Шолом вам.
— Шолом обратно, — игриво откликнулась она. — А где это написано, что вы — внук? Принесите те документы, где это подтверждается, где это будет написано черным по белому. А мы уж, со своей стороны, проверим ваши бумажки.
— Вот-те раз! — воскликнул Костя. — Дедушка еще до моего рождения умер.
— Тем более. А где ваше свидетельство о браке?
— А мы не муж и жена, — ляпнул Костя.
Сотрудница совсем развеселилась. Наверное, она еще никогда не видела столь бестолкового эмигранта.
— Константин Петрович, чего же вы мне тогда вообще мозги пудрите? — сказала она.
— Но у нас общий ребенок!
— Ну и что? Это не аргумент. Может быть, у вас в каждом крупном городе, областном центре, районной управе и поселковом совете по ребенку? Россия велика, всех ваших детей мы в Израиль вывезти не можем.
— А всех и не надо, — сказал Костя. — Нужно здесь кого-то на рассаду оставить.
— А кстати, какова действительно реальная цель вашей просьбы о выезде? — подозрительно спросила сотрудница.
— Прильнуть к Стене Плача, — угрюмо отозвался Костя, поднялся со стула. — Ладно, зайду в другой раз. Когда найду справку, что моему дедушке делал обрезание сам Лев Давидович Троцкий.
— Ищите, — улыбнулась сотрудница и повесила трубку.
Константин был зол на себя, на нее, на очередь, продолжавшую мокнуть под дождем, на погоду и на сырые сигареты в руке. Он встряхнулся, как большой пес, и побежал к телефонному аппарату. Набрал номер Людмилы Марковой. Стрелки часов показывали половину седьмого.
— Весь день тут проторчал и все без толку! — сердито пробормотал Костя. — Легче в космос слетать.
После долгих гудков, когда он уже почти потерял надежду услышать ее голос, трубку наконец-то сняли. Это была она.
— Людмила Максимовна, — быстро заговорил Костя, — я — тот, кого вы везли сегодня на своем «опеле». Помните?
— Можно ли забыть? — ответила она и, кажется, даже засмеялась. — Так мы идем в японский ресторан? Я готова. Кстати, как вас зовут?
— Костя. Слушайте меня внимательно. Ресторан отменяется. Я тут промок до последней нитки. Просто бери, скручивай и выжимай.
— И вы хотите, чтобы этим занялась я? Забавно, конечно, но я не стиральная машина.
— Нет, хотя в принципе я не против. Но у меня сейчас другое предложение. Можно к вам приехать и посушиться?
— Что-что? — не расслышала старший экономист.
— Ну, обсохнуть, посидеть под феном или вентилятором, просушить где-нибудь на печке брюки?
В трубке наступило молчание.
— Однако… — промолвила наконец Людмила. — Я еще никогда не встречала в своей жизни таких типов.
— И уверяю вас, больше не встретите, — подсказал Костя. — Можете ли вы напоить меня хотя бы горячим чаем с лимоном? А то я действительно простыну.
И вновь в трубке возникла пауза.
— Я вас очень прошу, — добавил Костя. — Мне идти некуда.
— Записывайте адрес, — сказала Людмила. — Чувствую, вы все равно не отстанете.
— Вот уж это точно! — обрадовался он.
Глава пятнадцатая
Скоротечный брак
Вот и прошел еще один месяц, принесший новые тревоги и заботы, надежды и свершения. Облетели на московских газонах желтые одуванчики, отшелестела на деревьях яркая зеленая листва, покрылась увядающими трещинками и осенними акварельными красками. Но не отшумели бушующие в сердцах людей страсти и порывы, желания и помыслы. Что же изменилось за это время в судьбе милых душе автора героев? И тех, кто даже совсем не мил, а, напротив, противен, но все же совершенно необходим в дальнейшем повествовании?.. А вот что.