— …Мне совершенно не нужна бесконечная очередь из кандидатов на мое место. Я теперь не собираюсь покидать радиостанцию в ближайшие сотни лет. И вообще, пора подумать, зачем нам столько людей, — выразился один из ведущих радиопередачи.
Моррис не слышал начала его монолога и не знал, сказал он это в шутку или серьезно.
— Ты представляешь, в одном из городов жители ввели закон, разрешающий принимать на работу только после предоставления документов на владение собственным жильем в этом городе, ведь городу теперь не нужны новые люди. О чем они думают? — возмутился Моррис.
— Визовый режим на уровне города, потом граница и таможня. Нужно создавать новые рабочие места для вечной бюрократии, — иронично отозвалась Джил, не сильно озабоченная новостями.
Ей казалось, Моррис слишком эмоционально воспринимает начавшийся хаос в сознании людей вместо того, чтобы наслаждаться давно заслуженным «отпуском». Если, конечно, так можно назвать их побег на ферму. Они уже спорили на эту тему раньше. Джил считала, что его ожидания не реалистичны. Людям понадобится гораздо больше времени на осознание бессмертия, воспринимать его, как величину постоянную, а не мерить привычными мерками. По ее мнению, Моррис наивно и ошибочно полагал, что все встанет на свои места сразу, как только все поймут отсутствие необходимости делить бессмертие, что его хватит на всех.
— При чем тут рабочие места? Им надо думать о будущем, о том как…
— Милый Моррис, — Джил остановилась и обняла его за шею.
Она приблизила свои губы к его уху и шепотом повторила:
— Мой милый Моррис. Они по–прежнему спешат, боятся опоздать. И ты тоже. Куда нам спешить? Займет это два месяца, год или десять. Какая разница? Ты же сам уверял, время теперь значение не имеет. Теперь не так важно, когда именно это произойдет и все начнут заботиться о главном, о счастливом будущем. Просто надо время, чтобы все это осознать, оно теперь есть не только на то, чтобы допускать ошибки, но и на их исправление. Ты выполнил свою задачу, но мы не можем делать за них все. Ты же хотел мне рассказать все, все, все. Вот и начинай.
Ее глаза сияли ярче миллиона бликов на поверхности воды. Тепло и нежность ее рук жгли горячее лучей полуденного солнца, а пьянящий запах волос, казалось, родился вместе с морской пеной и разносится ветром ее шепота. Она права, вечность, о которой он мечтал, никуда не денется. Теперь не имеет значения, как долго они будут учиться вместе держать эту вечность в своих руках, а не пытаться вырывать ее друг у друга. Она права, он слишком долго ждал и стал слишком нетерпелив. Он слишком долго был поглощен своей целью, самим собой, настолько долго, что сам забыл, зачем это нужно, и сам с трудом пытается разорвать оковы времени и постоянной спешки. Он не смог этого сделать сам, а уже пытается навязывать свое восприятие другим. Он такой же, как все, он все еще куда–то спешит и торопит события, вместо того, чтобы войти в новый мир бессмертия и наслаждаться вечной жизнью.
Что можно ожидать от остальных, кто лишь сейчас узнал об этой вечности впереди?
Моррис вздохнул полной грудью и взглянул на окружающий мир новыми глазами. Не новыми, давно забытыми. Каждый раз, когда он включает радио, помимо собственной воли и желания, он оказывается вовлечен в бессмысленный водоворот страстей «старого» мира, все еще цепляющегося и не отпускающего сознание большинства подняться над бренностью временного существования, оставшегося в прошлом. «Старый» мир умирал вместе с рождением бессмертного человечества. Только и всего.
Моррис обнял Джил, и они продолжили прогулку, забывая о существовании времени и умирающем старом мире.
71
— Бр–р–р. Со–о–всем не–е жа–а–рко, — стуча зубами, трясясь всем телом и заикаясь от холода, процедила Джил.
Выбравшись на берег, она сразу скорчилась, присев на корточки и обхватив колени руками. Не в состоянии произнести ни слова, она жалобно смотрела на Морриса из под мокрых ресниц.
— Надо было раньше плыть к берегу. Вода сегодня необычно холодная, наверное, течение изменилось. Хочешь, пойдем назад, или я сбегаю, принесу полотенце, — синими губами предложил Моррис и посмотрел далеко в сторону выхода на берег около фермы, где остались их полотенца.
Он старался говорить ровным голосом и не дрожать, хотя сам замерз не меньше и давно хотел вернуться на берег погреться.
— Не–е–а, согреемся и так. Сейчас солнце выйдет из–за тучи, и будет опять жарко.
Продолжая сидеть, глубоко втянув голову в плечи, она одними глазами указала на небо. От этого движения глаз брови полезли высоко на лоб, сделав выражения лица окончательно несчастным. Капельки воды собирались вместе и стекали по всему телу, волосам и даже кончику носа. Как весной с сосулек, они маленьким дождиком падали на сухой песок вокруг Джил. Солнце послушно выглянуло из–за одной из разбросанных по небу туч, которые по очереди то и дело сами забирались под него греться.
— Здорово, так здорово! Я никогда не любила нырять, но это настоящее чудо! На дне так интересно. Раньше я так не могла. Здорово. А ты ничего не говорил. Как это, а?
Согревающая ласка солнечных лучей разгладила морщины на лбу и расслабила судорожную напряженность мышц. Джил с удовольствием полностью села на песок, вытянула ноги и, как подсолнух, продолжила тянуться лицом к солнцу, упираясь ладонями у себя за спиной. Моррис опустился рядом с ней и растянулся во весь рост, нагребя небольшую горку себе под голову. Он сам поразился не меньше Джил, когда неожиданно обнаружил открывшуюся способность задерживать дыхание дольше, чем позволяют возможности обычного человека.
В первый же день, когда ему удалось найти время сбегать и искупаться, Моррис обнаружил, что, нырнув, мог легко находиться под водой около пяти минут. Объяснить этого он не мог, но сюрприз оказался исключительно приятным. Казалось бы, не велика разница, но это только для не знающего тайной красоты подводного мира. Для Морриса эти несколько дополнительных минут по настоящему открывали дорогу в еще один загадочный мир океана, который он с детства любил и теперь сможет спокойно им наслаждаться, не испытывая страха нырнуть слишком глубоко или спазмов удушья при поспешном всплытии. Ныряя с маской и трубкой в теплой воде, он мог часами наблюдать за морской жизнью на дне, пытаться угнаться за понравившейся рыбешкой или просто любоваться фантастическими пейзажами подводного мира. Летать, как птица, испытать эти чувства свободного полета, человек может только в воде. Моррис был убежден, это то же самое чувство ликования, которое он испытывал, паря над лесными массивами длинных водорослей или песчаными долинами дна, зажатых скалистыми горными хребтами прибрежных камней. Набирая в легкие воздух и чувствуя, как поднявшиеся вертикально вверх ласты уходят под воду, он каждый раз представлял себя соколом, бросающимся вниз из заоблачных высот. Или наоборот, погружаясь в глубину, он переворачивался лицом к поверхности и так плыл, наблюдая убегающие вверх пузырьки и косые лучи света, пронизывающие толщу воды. Там, в глубине, можно забыть о привычных законах и ощутить небывалую свободу. Радость и свободу движения в любом направлении, резвясь и развлекаясь с пространством, в удивительном и загадочном мире под поверхностью океана, сравнимого с путешествием на другую планету.