Аскила только диву давалась, глядя на то, как Лариника опекает сестру. Поначалу такое поведение крохи казалось всем странным, а после к этому привыкли и уже не обращали внимания на то, что одна малышка настойчиво учит ходить другую, вытирает ей слёзы, успокаивает и всегда встаёт на её защиту.
Со временем Аскила стала замечать и другие странности в поведении Лариники. Её ничему не приходилось учить. Девочка сама находила себе занятие. То примется двор подметать, то за помывку посуды возьмётся. И всегда рядом с ней крутилась Виллана, стараясь во всём подражать сестре.
К пяти годам девочки стали настолько самостоятельными, что с лёгкостью выполняли нехитрую работу по дому, пропалывали грядки и кормили цыплят. Аскила не могла нарадоваться на дочерей. Она давно не вспоминала о том, что светловолосая Лариника им чужая. Да и Валх принял девочку как родную. В деревне же год-другой посудачили о том и тоже забыли. У людей хватало своих забот, чтобы помнить, кто из Валховых девчонок появился на свет из материнского чрева, а кого из них принесла река. Достаточно было того, что и Аскила, и Валх признали Ларинику своей, большего и не надо.
А Лариника решила не останавливаться на достигнутом. Собственно говоря, почему она должна мириться с окружающими её невежеством и безграмотностью? Только лишь потому, что здешнее образование ей не доступно? Так хватит и того, что у неё уже имеется. Ещё и других сможет научить кое-чему полезному. Но начинать нужно с малого, в противном случае можно и надорваться. Сперва следует обучить чтению и письму сестру, как самого близкого человека, к тому же воспринимающего все её странности, как нечто само собой разумеющееся, а после и до остальных дело дойдёт.
К слову, Виллана ни разу не задумалась о том, что Лариника чем-то отличается от других детей, да вот хотя бы от неё самой. Им просто было весело и интересно вдвоём. А ещё, находясь рядом с Лариникой, она чувствовала себя защищённой. Даже к матери Виллана не ощущала такой сильной привязанности, какую испытывала к сестре, которую почему-то считала старшей, хотя они и родились в один день.
Новая игра увлекла её сразу. У Вилланы даже глаза расширились от удивления, когда она поняла, что слова можно рисовать точно так же, как они рисовали собачку, солнышко или домик.
Малышка окунулась в незнакомое дело со страстью первооткрывателя. А Лариника к тому же умело подогревала её интерес, намекая на возможность передачи тайных сообщений друг другу при помощи таких вот рисунков. Вскоре Виллана довольно сносно читала по слогам короткие слова и немного коряво выписывала угольком на бересте отдельные буквы.
О бумаге и простейшем карандаше можно было только мечтать. Зато угля хватало с лихвой, как и бересты. Её заготавливали отец с братьями в большом количестве в конце весны. После долго сушили и складывали в сухом сарае. Дальше мастерили из неё колчаны для стрел, делали различные короба, а ещё плели лапти — незаменимую обувь в деревне для всех от мала до велика. С весны до осенней распутицы удавалось сносить не одну пару лаптей, так что плели их постоянно. Из-за своего увечья отец мог только руководить сыновьями, но делал он это настолько толково, что у братьев любое изделие выходило на диво ладным. Находились и покупатели на короба и берестяные плетёнки. Расплачивались, кто чем мог: птицей, холстиной, зерном. Прибыток был невелик, но и он семье в семье был не лишним.
Вот такой ценный материал присмотрела Лариника для своих нужд. Ей сгодились и те берестёнки, что по каким-то причинам забраковал отец. Мать обычно использовала их для растопки печи, но дочери в столь малой просьбе отказывать не стала. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось…
Местного алфавита Лариника не знала, да и сильно сомневалась в его существовании. Уж слишком допотопным выглядело всё вокруг. Разумеется, с подворья многого не разглядишь, им с сестрой по причине малолетства запрещалось выходить за ворота, но хотя бы раз за всё время мать с отцом должны были обмолвиться о каких-нибудь письменах или грамотах, если бы таковые имелись. Так нет же, создавалась впечатление, что безграмотность тут распространена повсеместно. Хорошо хоть худо-бедно научились считать. Да и то пользовались этим знанием неохотно. К примеру говорили: заготовили полклети зерна. Вместо того, чтобы назвать точное количество мешков, которое сгрузили в ту самую клеть. Кур, да гусей вообще не считали. Корова-кормилица была одна, ещё имелась пара коз, да пяток овец — вот и всё хозяйство. Чего его считать? Лошадь при необходимости брали у соседа. Охотнику она ни к чему, корми её целый год, чтобы воспользоваться разок-другой.