— Ты приехал. А я тебя ждал. Я по тебе соскучился. Я тебя хочу! — тут же полез на него Алекс. — А мы проиграли! Нихрена не прошел наш кандидат. Вот так вот! — Алекс повел его к столу, уставленному бутылками. — Все пропало. Ха! Да и хрен с ним! Мы еще повоюем! Нас так просто не возьмешь, да? — Алекс осушил бокал, схватил Малыша и впился в его губы. — Давай… давай мне… я хочу… — он спустил трусы, плюхнулся в кресло и поставил Малыша перед собой на колени.
Малыш старался как мог, но член был вялый и никак не поднимался. А потом и вовсе Малыш услышал храп Алекса.
Он шмыгнул носом, сел рядом с креслом на полу, обнял колени и уснул.
Проснулся он от того, что кто-то бросил его на пол, застегнул за спиной руки в наручники и поставил ногу на спину. Дикими спросонья глазами Малыш увидел несколько мужчин в масках и с автоматами. Двое здоровяков в черной спецназовской униформе скрутили Алекса в узел.
— Вы чо, смертники? — выпучив кровавые глаза, шипел Алекс. — Вы знаете, кто я?!
— Всем спокойно! Мы — личная гвардия Государя! Наследник клана Каменный Волк — вам предъявлено обвинение в подготовке государственного переворота и в планировании покушения на Государя, — объявил один из черных.
— Ложь! Все ложь! — взревел Алекс.
— А волноваться так не надо. Сейчас поедем и разберемся, — ответили ему. — Грузите их обоих.
Могучие руки подняли Малыша с пола.
— Не трогайте пацана! Он ни при чем! — все вырывался Алекс.
— Разберемся-разберемся. Если он ни при чем — никто его трогать не будет…
На голову Малыша надели мешок, и весь мир погрузился во мрак.
========== Глава 5 ==========
Малыш чувствовал себя ужасно.
В голове, как будто не переставая, гудела турбина, душное сопло. Он весь бы пропитан горячечным возбуждением, которое не позволяло ему ни расслабиться, ни взбодриться.
Когда его только привели в это здание Комитета, Малыша тут же обыскали и сняли часы Алекса. Это привело его в дикий ужас.
— Не имеете права! — выпучив глаза, кидался на сотрудников Малыш. — Это не ваше! Отдайте! Это Алекса! Это подарок! Мне нельзя это снимать! Он расстроится! Отдайте! Не ваше! Не имеете право! — бился он в крепких руках, пока не выдохся, не охрип и не затих.
Потом его привели в кабинет: тяжелый, давящий стальной куб, без окон, где усадили на неудобную лавочку.
— Вот это ты?! Как нет?! Это же ты!
Перед ним положили фото толпы каких-то демонстрантов, и крепкий палец тыкал на чье-то непонятное крохотное лицо в углу.
— Ну это же ты! Признайся! Есть свидетели, которые точно утверждают, что это ты!
И сами фото, и застывшую на них толпу Малыш видел впервые.
Он молчал, пораженный горем и ужасом, и все сильнее и сильнее сжимался, закрываясь в самом себе.
Молчал.
А незнакомые, нехорошие, чужие люди вокруг лезли с непонятными вопросами и дикими обвинениями.
В какой-то момент ему начало казаться, что существует еще один Малыш, злой, деловой и ужасный. Наверное, он овладевал его телом, когда истинный Малыш спал. Тот, другой, участвовал в демонстрациях, оказывал неповиновение полицейским, устраивал провокации, поджоги, занимался экстремизмом и кибер-терроризмом.
Малыш молчал, кусая губы до крови.
Его не били, никто не тронул его и пальцем. Оскорбляли, угрожали — да, но не трогали.
Поначалу Малыш даже думал, что без особого ущерба выберется отсюда, но быстро понял, что страдания только начинаются.
Ему не давали — и он чувствовал, что и не дадут — ни воды, ни еды. Время шло, следователи сменяли друг друга, а он все так же сидел на своей проклятой неудобной лавке, и никто даже не намекал на перерыв или обед. Впрочем, он был в таком заведении в первый раз и ничего не знал о местных порядках. Вдруг ему дадут поспать и поесть только после суда, в тюрьме? А здесь нельзя…
Он уже ничего не соображал.
Все люди — то по одиночке, то парами — что были около него, представлялись Малышу болезненными голограммами, синтетическими созданиями, и невыносимее всего было то, что он даже приблизительно не представлял, что они делают, что они хотят и что говорят. И это ужасное непонимание только увеличивалось и мучило его все больше и больше.
— Так… — закурил сигарету здоровый лысый мужик с закатанными рукавами белой сорочки. — «Я… такой-то такой-то… такого-то числа… вступил в интимную связь с наследником клана Каменный Волк… таким-то… В течение всего месяца… я участвовал в оргиях, принимал запрещенные препараты, меняющие сознание, и занимался извращенным противоестественным сексом… Так. Мой напарник… мой партнер… наследник клана постоянно подвергал жесткой критике действующею власть и лично Государя. Он призывал к свержению Государя, к насильственной смене власти, критиковал политический курс. Утверждал, что „народ зомбирован, народ кормят ложью, промывают мозги, и страну нужно срочно спасать“. Сам я поддерживал своего… партнера и соглашался с ним. Помогал разрабатывать планы государственного переворота. Вину свою сознаю. Понимаю, что был не прав, ошибался. Раскаиваюсь. Прошу простить и дать мне второй шанс, доказать, что я достойный гражданин», — кончив читать, лысый вмял сигарету в пепельницу и посмотрел на Малыша. — А теперь подпиши.
Малыш вжался в стену, словно перед ним лежал не листок бумаги, а раздавленный труп кошки.
— Подпиши и можешь идти.
— Не буду ничего подписывать… — бледнея и серея, прошептал Малыш.
— Ах ты, извращенец поганый! — вскрикнул второй следователь, гладко выбритый мордатый мужик. — Не будет он ничего подписывать! Да тебя на кол надо посадить! — он посмотрел на бородатого — Оставь меня с ним одного на часок. Ну, хоть на полчаса, хоть минут на пятнадцать! Я с ним полюбовно поговорю!
Малыш вжался в угол.
— Сядь на место! — рявкнул голос.
Малыш дрогнул и сел.
— Ладно. Это всегда успеется. Подождем еще немного. Пусть подумает, — объявил бородатый и нажал кнопку в столе. — Увести!
Малыша завели в клетку размером со шкаф, такую узкую, что в ней невозможно было сесть. Но желание поспать, просто отрубиться хотя бы на немного было так велико, что он и стоя начинал проваливаться в спасительное небытие. Но как только сладостная тьма окружала его, тут же кто-то грубо тряс его за плечо:
— Не спать! Тут нельзя спать!
И Малыш открывал глаза.
Потом, может, через десять минут, а может, через сто часов, голова так разбухла, что, казалось, вот-вот лопнет. Сесть было невозможно, а ноги уже не держали его. Вдобавок в голове его, наверное, от недосыпа и усталости, стали происходить неприятные вещи. Словно бы кто-то в самом центре его мозга баловался с громкостью. Он смотрел на двух людей, абсолютно спокойно и ровно беседовавших друг с другом, но был уверен, что в начале предложения человек еле слышно шепчет, а вторую его часть выкрикивает ужасным криком.
В глазах стало появляться все больше и больше тошнотворно-желтого цвета и ряби.
Он все чаще и чаще стал ловить себя на мысли, что ему уже все равно — все равно, что с ним будет, главное, чтобы это все побыстрее закончилось. Хорошо ли, плохо ли, удачно, не удачно — не важно. Главное, чтоб закончилось.
И как только эти мысли утвердились в его голове, крепкие руки взяли его и привели обратно в кабинет.
Теперь тут уже сидел новый следователь, какой-то блондин. Он сочувственно осмотрел Малыша и налил ему большую чашку прохладного сладкого чаю. Малыш вцепился в нее и, постанывая, выдул все. Следователь плеснул ему еще.
После сладкой жидкости в голове посвежело, сил прибавилось, и мучения поутихли немного.
— Ну вот как так-то? — вздыхал блондин, просматривая бумаги его дела. — Эти следователи ничего не поняли и все напутали. Я прямо удивляюсь! Тут и дураку ясно, что ты ни при чем. Попал в эту компанию случайно. Был просто слугой, прислужником. Никто никакие планы государственного переворота с тобой не обговаривал, да и с чего бы? Взяли тебя просто за компанию, а сам ты и не при делах. Верно?