Да, она мечтала об этом, хоть и понимала, что – пусть на время – расстаться им все же придется. Они еще слишком молоды, родители заставят их подождать, но они все равно соединены навеки. Она рисовала себе великолепную картину будущего, и на переднем ее плане – он, святой Георгий, ее герой, ее друг, который однажды станет графом Уайверном. Она же, Сьюзен, станет леди Уайверн, королевой всего, что их окружает.
Ей и в голову не приходило, что Кон всего лишь младший сын, а графом станет его брат Фред, очень слабый и застенчивый. Оживлялся он лишь тогда, когда речь заходила о кораблях.
Итак, влюбившись в Кона, Сьюзен одновременно влюбилась и в картину безоблачного будущего, которую нарисовала в своем воображении. Она больше не будет незаконнорожденной дочерью леди Бел, которой без конца напоминают, как добры сэр Натаниэль и леди Карслейк, потому что относятся к ней как к члену своей семьи.
Она наконец займет достойное место в этой жизни, станет графиней Уайверн и уж тогда утрет нос всем, кто считал их с Дэвидом людьми второго сорта, кто не разрешал своим детям общаться с ними, кто подмечал каждый их промах, чтобы уличить в ненадлежащем поведении. А вот когда она будет графиней Уайверн, каждому придется любезно раскланиваться перед ней и улыбаться. Дэвида она тоже сделает респектабельным членом общества, чтобы мог бывать где угодно и делать что хочет. Например, как брату графини, ему будет проще жениться на богатой наследнице и самому стать лордом, уважаемым в обществе человеком, и больше никто и никогда не сможет смотреть на них сверху вниз.
И Сьюзен лежала в объятиях Кона, уверенная, что все идет так, как надо.
– Я не знаю, когда вернусь, – сказал Кон, поглаживая ее тело с таким видом, будто оно скрывало в себе волшебную тайну.
Сьюзен тоже смотрела на него с восхищением. То, что между ними произошло, причинило небольшую боль, но тем не менее было так чудесно, что она и представить себе не могла, и ей очень хотелось сделать это еще раз. Конечно, была опасность забеременеть, но и это не так уж плохо: им пришлось бы сразу же пожениться.
– Постарайся вернуться поскорее, – рисуя пальчиком узор на его груди, попросила Сьюзен.
– Возможно, придется задержаться на целый год. Не знаю, как я это вынесу.
– На год? – она взглянула ему в лицо. – Ты можешь попросить, чтобы разрешили вернуться поскорее.
– По какой причине?
Она поцеловала его.
– Чтобы увидеться со мной.
Он улыбнулся:
– Не думаю, что это признают уважительной причиной. Скажут, что мы слишком молоды.
– Тогда можешь сказать, что хочешь получше узнать все, что касается твоего будущего поместья.
– Замок и земли принадлежат Фреду, а не мне.
Сьюзен даже сейчас помнила то ощущение, ее словно окатили ледяной водой.
– Но он же моложе тебя! – возмутилась она, хотя уже поняла, что он не стал бы ей лгать.
– Возможно, он выглядит моложе, но на самом деле старше меня на год. Ты жалеешь, что наследник не я? – сказал он с усмешкой, не сомневаясь, что она рассмеется и примется оправдываться.
Этого не произошло. Ее так начало трясти, как будто из жаркого августа она неожиданно попала в холодный ноябрь. И это было не только потому, что он никогда не станет владельцем имения и что, как младший сын, никогда не получит титул. Как и она, Кон ни на что не имел здесь права, был посторонним. Если она выйдет за него замуж, ей придется либо мотаться с ним по гарнизонам, либо, как супруге викария, переезжать из прихода в приход, а она больше всего на свете хотела укрепиться на этой земле, по праву занимать здесь свое место.
Сьюзен отдала Кону свою девственность, чтобы приковать к себе, намеренно соблазнила. Нельзя сказать, что он сопротивлялся, но если бы она не проявила инициативу, никогда бы этого не сделал. Она отдалась ему, чтобы наконец утвердиться здесь, и вот оказалось, что вместо этого совершила самый необдуманный поступок, который только можно было совершить.
А что, если она забеременела?
Сейчас, оглядываясь назад, Сьюзен не могла понять ту девочку. Почему она не почувствовала тогда, что ее место в жизни рядом с Коном? Возможно, ее ввел в заблуждение его слишком мягкий характер, доброта и желание просто радоваться жизни, и она боялась, что на него нельзя положиться? Если так, то тогда она не рассмотрела то, что скрывалось под этой внешней мягкостью. Ее оправдывал только слишком юный возраст. Разве пятнадцатилетняя девчонка способна судить о таких вещах? Многие по собственной глупости вот так же ломают себе жизнь. Неудивительно, что родители изо всех сил защищают своих отпрысков.