Стало жутко. Хотелось зажмуриться и перенестись в безопасное место, где не будет разгневанного лорда королевского советника, но я продолжала смотреть на него в упор, лишь вздрагивая от каждого резкого, как пощечина, слова.
— Ваши проступки тянут на разбирательство в суде с последующим штрафом, общественным порицанием и исправительными работами на благо города и короля, — продолжил герцог свою поистине кошмарную обвинительную речь. И ведь формально был прав, ни единым словом не обманув при этом.
Исправительных работ я не боялась, общественного порицания тоже, а вот штраф…
Придется продать лавку и переехать в захолустье — при условии, что останутся, конечно, средства на какую-нибудь неотапливаемую лачугу. И если я молодая, сильная, то для хрупкого бабушкиного здоровья это станет смертельным ударом. И Поппи не выжить без теплицы.
— Но я готов вас простить… — вкрадчиво произнес, нет, почти проворковал его светлость, внезапно сменив гнев на милость.
— Правда?.. — растерянно вырвалось у меня. От неожиданности, разумеется.
— Да. Я не бросаю слов на ветер, Зои Льевр.
Теперь он смотрел уже не зло, а пытливо, оценивающе. Словно на норовистую скаковую кобылу, решая, доскачет она до финиша, если ее нещадно понукать, или падет по дороге.
— Я вас прощу в обмен на услугу. Совсем крошечную, пустяковую.
Глава 5
— Услугу? — удивлено переспросила я.
Учитывая разницу в нашем положении и, соответственно, в возможностях, слова герцога показались, по меньшей мере, странными. Если не сказать, абсурдными.
— Именно, — подтвердил первый королевский советник.
— И что же… — сдавленно пискнула я и сама поморщилась от того, как беспомощно это получилось. Откашлялась и попробовала еще раз: — Что же вам угодно, ваша светлость? Имейте в виду, ничего противозаконного или аморального делать не стану.
В ответ на мое, вполне обоснованное, между прочим, предупреждение брови собеседника иронично приподнялись, а на красивых губах появилась самая настоящая улыбка. Похоже, мне удалось рассмешить герцога. Хотя лично я не считала свой вопрос забавным — аристократы часто брали себе любовниц из более низкого сословия.
Не замужество же он мне предложит, в самом деле.
— Ничего аморального не будет, обещаю. На вашу честь и порядочность я не посягаю, все в рамках пристойности, традиций, закона, — погасив улыбку, твердо заверил Волф. — Вы просто… сыграете роль моей невесты.
Что?!
Это прозвучало настолько неожиданно… нет, совершенно невероятно, что я даже рот открыла, не зная, что сказать. Может, у меня слуховые галлюцинации?
Повисла пауза.
Герцог не торопился ее прерывать, с интересом глядя на меня. А я… Я пыталась собраться с мыслями, которые собираться категорически не желали и стремительно разбегались в разные стороны.
— Шутите, да? — отмерев наконец, пробормотала с надеждой. — Понимаю, я вас обвинила, оскорбила… при всех. Вы вправе чувствовать себя задетым и требовать компенсации. Но стоит ли вот так сразу…
Волф вскинул руку, останавливая этот невнятный словесный поток.
— Идемте, Зои, — устало выдохнул он, отпуская мое многострадальное запястье. — Присядем и обсудим предложение.
Предложение… Надо же… А ведь еще несколько мгновений назад я искренне верила, что ни о каком замужестве речи быть не может. И вот — накаркала…
— Не думал, что меня поднимут на смех, когда я все же решусь заговорить с девушкой о помолвке. Пусть фиктивной. Обидно даже… — заметив мою нервную усмешку, которую не удалось скрыть, хмыкнул герцог. И тут же, посеръезнев, указывая на диван, почти приказал. — Садитесь, Зои.
Сам «гостеприимный» хозяин расположился в кресле с высокой спинкой за большим письменным столом. Здесь, в кабинете, все было большим, мощным, монументальным, под стать владельцу — и стол, и кресло, и стеллажи с книгами, даже цветок в вазоне.
— Итак, помолвка, — перешел к делу лорд советник, дождавшись, пока я займу свое место. — Фиктивная, как вы уже поняли. На короткое время. Я бы с удовольствием избежал подобного шага, но иногда обстоятельства требуют решительных мер.
Он вальяжно откинулся на спинку кресла, умудряясь даже сейчас, когда мы оба сидели, взирать на меня сверху вниз. И вид имел все такой же — невозмутимый, отстраненно-надменный, а вот взгляд… Взгляд изменился. Смотрел мужчина теперь по-другому, без злости и негодования. Сосредоточенно и вместе с тем неожиданно мягко, почти ласково, словно добился, чего хотел.