— В этом я могу полностью поддержать ваше мнение, оружия в горах припрятано достаточно, — сказал я.
— Волнения в Хайлэнде будут на руку нашему старинному бдительному врагу, — продолжал лорд, вытягивая палец и продолжая шагать. — И я даю вам слово, сорок пятый год может вернуться, с той разницей, что Кемпбеллы будут на противной стороне. Неужели для того, чтобы спасти этого Стюарта, который уже без того несколько раз осуждён, если не за это, то за разные другие дела, вы предлагаете вовлечь нашу родину в междоусобную войну, подвергнуть опасности веру своих отцов, рисковать жизнью и имуществом многих тысяч совершенно невинных людей? Эти соображения перевешивают в моём мнении и, надеюсь, перевесят и в вашем, мистер Бэлфур, если вы любите свою родину, правительство и религиозную истину.
— Вы говорите со мной откровенно, и я вам за это очень благодарен, — сказал я. — Я, со своей стороны, постараюсь поступить так же честно. Я верю, что ваша политика совершенно правильна. Я верю, что на вас лежат такого рода тяжелые обязанности. Я верю, что вы приняли на себя эти обязанности, когда вступали на высокий пост, занимаемый вами. Но я простой человек и с меня достаточно простых обязанностей. Я могу думать только о двух вещах: о несчастном, несправедливо осуждённом на немедленную и позорную смерть, и о слезах его жены, которые не выходят у меня из головы. Я не могу не обращать на это внимание. Таков уж мой характер. Если стране суждено погибнуть, пускай она гибнет. Если я ослеплён, то могу лишь молить бога, чтобы он просветил меня, пока ещё не слишком поздно. Что касается Кэмпбеллов — у меня есть несколько знакомых среди джентльменов носящих эту фамилию. И я попробую всеми силами донести до герцога мысль, что за нанесённую обиду надо мстить истинному виновнику, а не использовать её для сведения старых счётов.
Слушая меня, он стоял неподвижно и, когда я окончил свой спич, ещё некоторое время оставался в прежнем положении.
— Это совершенно непредвиденное препятствие, — произнес он громко и отрешённо, будто разговаривая сам с собой.
— Как вы намерены распорядиться относительно меня, милорд? — обратил я на себя его внимание.
— Знаете ли вы, — сказал он грозно, — что вы могли бы уже сегодня ночевать в тюрьме, если бы я того захотел?
— Я пару раз ночевал в гораздо худших местах, милорд, — отвечал я с показным смирением.
— Вот что, мой милый, — сказал он устало, — из нашего разговора мне ясно, что я могу положиться на ваше честное слово. Обещайте мне, что сохраните в тайне не только то, что произошло между нами сегодня, но и всё, что знаете об Эпинском деле, и я отпущу вас.
— Я могу обещать хранить это до завтра или до любого ближайшего дня, назначенного вами, — возразил я. — Я не хочу, чтобы вы думали обо мне слишком плохо. Но если бы я дал слово без ограничения, то вы, милорд, достигли бы своей цели.
— Я не пытался подловить вас, — заметил он с досадой.
— Я в этом уверен, но всё же, — сказал я.
— Подождите, — продолжал он, — завтра воскресенье. Приходите в понедельник, в восемь часов утра, а до тех пор твёрдо обещайте молчать.
— Охотно обещаю, милорд, — сказал я. — Что же касается произнесённых вами сегодня слов, то даю слово молчать до конца моих дней.
— Заметьте, — прибавил он, — что я не прибегаю к угрозам.