Выбрать главу

— О, — воскликнула Катриона жизнерадосно, поравнявшись со мной — вы всё-таки приходили за своим шестипенсовиком! Что же, получили ли вы его?

Я сказал ей, что не получил, но так как я всё-таки встретил её, то значит прогулялся не зря.

— Правда, сегодня я уже видел вас, — продолжал я, — утром, у дома Генерального прокурора. Мы смотрели на вас из окна самого верхнего этажа вместе с прокурорскими дочерьми.

— А я не видела вас, — сказала она, — у меня глаза хотя и большие, но плохо видят вдаль. Я только слышала пение в доме.

— Это пела самая старшая мисс Грант, мисс Джанет, — отвечал я, — она замечательно поёт и даже сама сочиняет музыку со стихами.

— Говорят, что они все очень красивы, — заметила она, — но старшая особенно талантлива.

— Они тоже находят вас красавицей, мисс Драммонд, — отвечал я, — и специально стояли у окна, чтобы посмотреть на вас.

— Жаль, что я так близорука, — искренне вздохнула она, — а то бы я их тоже увидела. Так вы были в доме? Вы, должно быть, приятно провели время с красивыми леди, слушая хорошую музыку?

— Вы ошибаетесь, — отвечал я, — я чувствовал себя так же неловко, как рыба на склоне горы, больше витая в своих собственных мрачных мыслях. Дело в том, что я скорее подхожу для общества грубых мужланов, чем красивых леди.

— Да, мне это тоже кажется очень похожим на истину, — сказала она, и оба мы рассмеялись.

— Странное дело, — заметил я, — я чувствую себя с вами настолько же свободно, насколько был скован в компании сестёр Грант. А уж ваша родственница насколько грозна, что чуть меня в конец не запугала!

— О, я думаю, её всякий испугался бы! — воскликнула она. — Мой отец сам боится её до колик.

Упоминание об её отце заставило меня на миг умолкнуть. Идя рядом с нею, я смотрел на неё и вспоминал этого человека и свои обещания ему.

— Кстати, — сказал я, — сегодня утром я встретил вашего отца.

— Неужели? — воскликнула она радостным голосом. — Вы видели Джеймса Мора? И может даже говорили с ним?

— Да, я долго говорил с ним, — сказал я, — оказывается один из моих родственником сражался с ним бок-о-бок в последнем восстании. Также мы договорились о том, что я помогу ему.

Мы остановились под деревом и она взглянула на меня с глубокой благодарностью.

— Благодарю вас, — сказала она.

— Меня пока не за что благодарить, — отвечал я, — мне хотелось бы передать ему немного денег, чтобы облегчить его пребывание в тюрьме. Но я совершенно не представляю как это лучше сделать.

— В таком случае вам надо было поговорить со мной! — воскликнула она. — Я дам вам провожатого, который знает к кому надо обратиться.

— О, это было бы совсем не лишним, — сказал я, тяжело вздыхая в предчувствии предстоящих забот, — мне ещё совсем не знаком этот огромный город, а людей в нём я знаю ещё меньше. Вы то как давно живёте в Эдинбурге?

— Вот уже второй год, — сказала она печально, — с тех пор как отца перевели в тюрьму Толбот.

— Мисс Драммонд, — сказал я, хмурясь, — обстоятельства сложились так, что у меня нет возможности гарантировать собственную безопасность даже на ближайшие дни. Меня вполне могут арестовать или убить уже завтра.

— Боже мой, но почему? — спросила девушка взволнованно, — вы никак не выглядите человеком, который может попасть в подобный опасный переплёт.

— Боюсь, что ваше впечатление обманчиво, — ответил я. — Я только кажусь таким безобидным из-за своей молодости, но мне уже пришлось побывать во многих серьёзных переделках. И сейчас я в самом эпицентре одной из таких, которая может при неудачном повороте событий легко отправить меня в могилу. Я дал слово, что не буду разглашать её подробности, но в целом я мог бы вам намекнуть о чём идёт речь. Если только вы поклянётесь не выдавать меня.

— Вы думаете, может быть, что у меня нет чести, что я выдам друга? — спросила она. — Смотрите, я поднимаю правую руку и клянусь вам, что буду молчать!

— О, я знаю, что вы сдержите клятву, — сказал я, — речь идёт об Эпинском убийстве. Информация которую я могу принародно озвучить может помешать вигам свершить неправедную месть над невинным человеком. Не знаю, поверите ли вы, но они пойдут на что угодно, лишь бы заткнуть мой рот и не допустить меня до суда.