В Британии премьер–министром стал Дэвид Ллойд Джордж. 7 ноября 1916 г. Вудро Вильсон был переизбран президентом. Но время определенно начало работать против связки Россия — Запад, тяготы войны подтачивали союз, росла внутренняя оппозиция. На Восточном фронте нехватка боеприпасов снова исключила масштабные действия. Полковник Нокс записывает в дневник 5 ноября 1916 г.: «Истиной является то, что без аэропланов, мощных орудий и снарядов к ним, а также умения все это использовать, посылать русскую пехоту против германских оборонительных линий представляет собой бойню, бессмысленную бойню»[101].
Под ружьем у России были более девяти миллионов человек, у Германии — семь миллионов, Австрии — пять миллионов. На Восточном фронте русская армия была вооружена 16 тысячами пулеметов — ровно столько, сколько было у немецкой армии на Западном фронте. Важным достижением России было завершение строительства железной дороги Петроград — Мурманск, связавшей Россию с Западом.
На Западе также признавали исключительные качества германской армии, но такая степень отчаяния была там неведома. Внутри Российской империи утомление, уныние и раздражение росли с каждым днем. Зима 1916–1917 гг. начиналась при самых мрачных предзнаменованиях.
Общая сумма военных расходов России между началом войны и 1 сентября 1917 г. составила 38 650 млн рублей[102]. Чтобы покрыть эти расходы, Россия между августом 1914 г. и сентябрем 1917 г. взяла займы на сумму 23 908 млн рублей, из которых 11 408 млн рублей составили внутренние займы, 4 429 млн — облигации и 8070 млн — внешние займы. Займы, как мы видим, составили 61,9 % всех фондов, мобилизованных для ведения войны, но только 20,9 % были получены от зарубежных кредиторов[103]. Безграничными ресурсы России быть не могли.
Падение царя было почти молниеносным. Как это могло произойти, не вызвав немедленно бурю? Только одно объяснение выдерживает критику: многие тысячи, миллионы подданных русского царя задолго до того, как монарх был вынужден покинуть трон, пришло к внутреннему заключению, что царское правление не способно осуществлять руководство страной в период кризиса. «Стало глупой модой рисовать царский режим как слепую, коррумпированную, некомпетентную тиранию. Но обзор тридцати месяцев ее борьбы с Германией и Австрией требует исправления этого легковесного представления, требует подчеркнуть доминирующие факты. Мы должны измерять мощь Русской империи по битвам, в которых она выстояла, по несчастьям, которые она пережила, по неистощимым силам, которые она породила, и по восстановлению сил, которое она оказалась в состоянии осуществить»[104].
Наступил черный час России. Еще недавно блистательная держава думала о мировом лидерстве. Ныне, смертельно раненная, потерявшая веру в себя, она от видений неизбежного успеха отшатнулась к крутой перестройке на ходу, к замене строя чем–то неведомым. Ставший министром иностранных дел лидер кадетов П. Н. Милюков писал позднее: «Мы ожидали взрыва патриотического энтузиазма со стороны освобожденного населения, который придает мужества в свете предстоящих жертв. Память о Великой французской революции — мысли о Вальми, о Дантоне — воодушевляли нас в этой надежде»[105].
Представители Запада стали отмечать — далее более — и ослабление мощи России, и ее меньшую надежность как союзника. Надежды первых дней Февральской революции довольно быстро сменились сомнениями. Двоевластие Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов лишало Россию того организующего начала, которое ей необходимо было более всего. Как сказал английский историк Лиддел Гарт, «умеренное Временное правительство взобралось в седло, но у него не было вожжей»[106].
В жесткой русской реальности «революционная военная доблесть» стала наименее привлекательным понятием, и Временное правительство зря искало Бонапарта. Талантливый адвокат Керенский был им менее всех прочих. Впервые мы видим, что послами Антанты (Бьюкенен в меньшей степени, Палеолог — в большей) овладевает сомнение в исторической релевантности дальнейшего союза Запада с Россией. В лучшем случае двадцать–тридцать дивизий, которые в случае краха России Германия могла бы снять с Восточного фронта, недостаточны, надеется Палеолог, для победы Германии на Западе.
Главным следствием подводного наступления Германии стало вступление в войну Америки. 4 апреля 1917 года сенат Соединенных Штатов проголосовал за вступление в войну. Речь шла о миллионной американской армии в Европе. Вопрос заключался во времени. Первые американские солдаты начали прибывать в Британию 18 мая 1917 г. 5 июня по всем Соединенным Штатам началась регистрация мужчин в возрасте между 21 и 30 годами.