Об этом приключении ни комиссар Иван Подколодный, ни комполка Мирон Кузьмин не распространялись, боялись. Ведь самогон-то пили с классовым врагом, могли не так понять.
Второй раз они встретились в Болгарии, где коммунист Подколодный агитировал белоэмигрантов вернуться на Родину.
А третий раз уже здесь, на Севере, в лагере Особого Назначения. Он был надзирателем, назначенный администрацией лагеря, как бывший чекист, отбывал наказание за изнасилование комсомолки, когда пригнали Андрея Зайцева.
Они сделали вид, что друг друга не знают и ни какой выгоды от своего знакомства не получили. Впрочем, режим в лагере только начал ужесточаться, но политические заключённые, в том числе и ка-эры ещё пользовались привилегированным положением. Они были освобождены от принудительных работ, могли свободно общаться друг с другом, видится с родственниками и пока ещё даже получали помощь от Красного Креста. И содержали их отдельно от других заключённых.
Иван Подколодный встретил Андрея довольно таки дружески, что не на шутку растревожило подъесаула.
- Садись, Андрей – сказал Подколодный.
- Да уж второй год сижу – пошутил Зайцев. – И зачем только ты меня из Болгарии сдёрнул?
- По заданию партии.
- То есть ты знал, что меня посадят?
- Откуда? Я искренне думал, что Советской власти нужны бывшие соотечественники. Страна Советов в окружении врагов. А ваш Гундоровский полк, какую славу имел. И заслуженно. Лучший полк во всей Белой армии.
- Это факт.
- А всё-таки мы его разбили, невзирая на всё вашу браваду и георгиевские ленты в петлицах. Красная армия всех сильней!
- Знамя у нас было в виде георгиевской ленты с георгиевским крестом посередине – с не поддельной тоской поведал подъесаул Гундоровского полка и с гордостью добавил. - Мы его сохранили, до Болгарии донесли, полк возродили.
- Молодцы, только зачем он в Болгарии? Я думал, такие люди нужны Советской Власти. А сейчас думаю, власть боялась, что, такие, как ты, там за границей сорганизуетесь и двинете на Советскую Россию. Лучше вас здесь держать под контролем.
Это был намёк на операцию «Трест», о которой Подколодный слышал краем уха. Его самого, скорее всего, использовали в тёмную в рамках этой операции.
- Это что за власть такая пугливая? - спросил Андрей.
- Не пугливая, а осторожная.
- А когда вы эту бучу затевали, там, на Балтике, вы, о чём мечтали? Что бы людей по тюрьмам распихать?
- Мечтали о райской жизни на земле и всеобщей справедливости. Вкусно есть, сладко пить, мягко спать.
- И мало работать. И кто бы это вам всё преподносил? На подносе? А?
- А сознание трудовых масс? Все бы работали. Всех кровопийцев, что из народа кровь сосут, к ногтю. А там свобода. Работай и получай справедливую зарплату.
- Да нет, Ваня. Вкусно есть, да сладко спать все хотят. А работать не очень. У нашей семьи на хуторе сады были яблоневые по Каменке и по Хопру. Антоновка! Наши мочёные яблоки аж до Питера доходили! Может быть, и ты их ел.
- Может быть. Ты это к чему?
- А к тому, что их обиходить надо. Отец рано вставал, поздно ложился. Смотрел, как батраки работали. Богатство просто так не даётся! Пахать надо! Я же агроном, по образованию, кроме офицерского, а ты нас кровопийцами обзываешь.
- А что? – не понял надзиратель. - Батраки на вас пахали!
- Так пахать то пахали, да зато голодные не сидели. А ваша власть пришла, яблони на дрова порубили. Лучшего применения не нашлось! И зубы на полку положили за ненадобностью. А почему? Хозяина нет. Хозяин, он как кучер, конями и телегой управляет, что бы они вперёд шли да в овраг бы не свалились. А вы вкусно поесть мечтали! Думал ли ты в семнадцатом, что вот здесь окажешься по такой поганой статье.
- Не думал, конечно. А статья поганая, да не моя.
- Как это?
- А вот так! Про общество «Долой стыд» слышал?
- Да погань, всё это – Андрей сплюнул на пол. – Даже большевики это признали.
- В том-то и дело, что признали. Погань-то, погань. Да лозунги у них дюже завлекательные. Каждая комсомолка должна идти навстречу комсомольцу в половом вопросе, а иначе она мещанка. Поди - плохо? Только вот папаша её не разделял прогрессивных взглядов доченьки. Был мещанином в этом вопросе, хоть и партийным работником. Большая шишка. Вот он ввалился к нам в комнату в самый не подходящий момент, а она из-под меня и говорит: «Тятенька, это не то, что вы думаете, он меня насилует». А то, что одежда наша аккуратно сложена и мы сами под одеялом, он на это внимание не обратил. А в родной милиции мне объяснили: или я беру статью на себя и пять лет на Севере, или меня просто расстреляют. Выбор невелик. Вот так я здесь и оказался. А что устроился хорошо, так что тут удивительного? Начальник лагеря мой кореш. Мы с ним с одного экипажа, с «Авроры». И с бабой не с какой-то там ни будь, а с княгиней Волконской сплю.
- Молодец, хорошо устроился – криво усмехнулся Андрей. – Согласно всеобщей справедливости. Думала ли твоя княгиня в семнадцатом, что будет вынуждена с матросиком спать?
- Ладно, не зубоскаль! Сейчас разговор-то не обо мне, а о тебе.
- Ясное дело! А иначе что бы тебя разобрало со мной по душам беседовать? Что-то не хорошее?
- Да. Жена к тебе приехала. Свидание разрешили. С десяти утра до пяти часов вечера. Но ты можешь отказаться.
- Зачем? – не понял Андрей.
- Пришло постановление о применении к тебе высшей меры социальной защиты, то есть расстрела – хмуро пояснил Подколодный.
- За что?
Внутри всё похолодело.
- Тебе не всё равно? Приговор привести в исполнение сегодня до восьми вечера.
- Да за что? – настаивал Андрей.
Глаза его были широко открыты от изумления, взор горел огнём, мозг лихорадочно искал выхода.
- За участие в контрреволюционном восстании на Дону в девятнадцатом годе.
- Я же амнистирован. Ты сам мне об этом в Болгарии сказал.
- Тогда была одна политика партии, сейчас – другая – вздохнул Иван и стыдливо отвёл глаза.
Он прекрасно понимал, что судьба подъесаула, это всё та же операция «Трест», зачистка потенциальных врагов, а вслух сказал:
- Мы создали механизм, машину что ли, классовой борьбы, террора. Она никакая: не злая и не добрая. Она – машина. Если в её жернова попадёшь, она тебя сотрёт в порошок и не посмотрит: свой ты или чужой. Победили бы вы – сделали бы то же самое. Классовая борьба. Как в любой борьбе, цель - врага уничтожить. А враг-то он свой, русский. Не германец или мадьяр какой-то. Вот беда-то! Русские – народ упрямый, никогда не сдадутся. Вот сидишь ты в своей бухгалтерии и замышляешь что-то против Советской власти.
- Да зачем?- спросил, а сам подумал:
«Попробовать бежать? Пристрелят как зайца. Побег – почти бой! В бою-то умирать легче. Нет. Скажут, что струсил подъесаул, нервы сдали».
- Вот и я думаю – зачем?
Подколодный нагнулся и достал из стола пухлую папку.
- Вот твое дело, гражданин Зайцев Андрей Кондратьевич. Боролись за тебя. Вот заводчане твои ходатайствуют о тебе.