Единственная дочь стала учительницей, преподает физику. А годы самого Алексея Иосифовича шустро катятся под уклон, приближаются к рубежу, когда уже надо нянчить внуков. А выйдет на пенсию — его назначат на какую-нибудь более легкую должность: люди типа Шеремета уходят на пенсию, но не от работы. Подыщут, обязательно подыщут ему подходящую работенку где-нибудь в Комитете по защите природы, или Охране памятников старины, либо в Обществе охотников и рыболовов. Может пойти в Комитет ветеранов войны или защиты мира. Было б желание, а дело найдется. Но это потом. А пока что он выуживает, выводит на чистую воду очередного районного плута.
— Ну и негодяй! Вот посмотришь, Фрунзэ, Иосуб до самого вечера будет искать ключи. Ох, как не хочется ему показывать нам свой погреб! Небось, проклинает себя за то, что вовремя не залез в свою нору и не закрылся там!
Иосуб Вырлан явно не торопился с возвращением. Но не спешил и Шеремет.
Он удобно уселся в тени беседки, снял даже пиджак и расстегнул ворот рубашки. Попробовал на стене выключатель — горит ли свет. Вырлан хорошо оформил свою беседку. От земли до самого конька шатровой крыши, извиваясь, ползла виноградная лоза, с которой прямо в беседку свисали гроздья продолговатых виноградин, похожих на набрякшие молоком соски козьего вымени.
Странно, что, находясь внутри помещения, вроде бы в тени, гроздья все-таки созревали. Посреди беседки стоял стол, ножки которого были врыты прямо в землю. Вокруг стола были тяжеленные скамейки, как в каком-нибудь маленьком ресторанчике, работающем под старину. Черепичная крыша предохраняла гостей от дождя. Дорожки от порога дома до беседки и погреба были покрыты цементом и окантованы осколками красных черепков. Цветы, посаженные по краям дорожек, придавали этому уголку двора вид небольшого ухоженного парка.
— Видишь, что наделали эти сукины сыны кинематографисты? Ведь это они помогли Иосубу построить его "потемкинскую деревню!"
Тут я вспомнил, что и наша ветряная мельница вторым своим рождением обязана "киношпикам". Они восстановили ее так, что она стала гораздо красивее той, которая была в пору моего детства. Пройдоха Иосуб Вырлан ловко воспользовался нуждами киносъемочной группы. Сперва предложил свои услуги в качестве пожарника: буду, мол, подбирать окурки за актерами.
Любой строитель сейчас же разоблачил бы Вырлана с его фальшивкой, хотя он и понатаскал в погреб и пыли, и другого разного хлама и старья. Киношники же поверили Иосубу на слово или сделали вид, что поверили. Особенную радость им доставили отпечатки настоящих пальцев. Режиссер измерял их сантиметр за сантиметром линейкой и восторженно восклицал: "Ну же и лапищи были у тех гайдуков!"
Оператор крутился со своей камерой рядом, снижал разные планы: крупные, средней величины и малые; в голове его сами собой всплывали лермонтовские строки: "Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя: богатыри — не вы!" Режиссер, не в силах сдержать в себе бурю ликования, кричал: "Вы только гляньте, люди добрые, вся моя ладонь умещается в одном гайдуцком пальце!"
А когда Иосуб Вырлан вытащил из каких-то неведомых недр старинную бумагу — купчую, исполненную славянскими буквами, в которой подтверждалось приравнивание его предков к мазылам, то есть к дворянскому сословию, режиссер едва не выкинул из киноленты уже отснятый материал с ветряной мельницей, а заодно с нею и все сцены, изображающие сражение гайдуков с турецкими янычарами по оврагам и лесным дорогам и просекам. Теперь вся гайдуцкая тема перекочевала к погребу Иосуба Вырлана и прокручивалась возле бочек с вином.
— До чего же доверчивы люди, Фрунзэ! — удивлялся Шеремет. — Почти каждое воскресенье приезжают к этому старому плуту кинематографисты из Кишинева, подкатывают на машинах прямо к "старому погребу", как теперь он именуется всеми. А во время фестивалей или Дней культуры наезжают сюда гости из Москвы и даже заграничные. Располагаются здесь бивуаком и пируют.
Угощаясь винцом из знаменитого погреба, требуют, чтобы хозяин показал им и "старинную грамоту" со славянской вязью. Своей наивной восторженностью будят в голове Иосуба невероятные фантазии. Воспламеняясь от нее, он несет несусветную чушь, а они внимают ей, как дети. Внимая, расхваливают, превозносят до небес его вино, которое народ нарек "штапельным"[13]. А дали б они хоть чуть-чуть выдохнуться ему, то увидели б, как на их глазах "штапельное" начало бы чернеть, потому что наполовину разбавлено водой, И произведен Иосубов напиток из выжимок, взятых из-под пресса, с добавлением сахара и дрожжей.