Решительно отметая брошенный мне упрек в очернительстве — злобном очернительстве! — Свечкина, я все-таки должен признать положа руку на сердце, что некоторая необъективность с моей стороны имела место. А уж неблагодарность тем более. Поэтому спешу дать следующее разъяснение.
Я не усматриваю корысти в тех маленьких и не всегда маленьких услугах, которые с такой виртуозностью делал Свечкин. Во всяком случае, во многих из них. Да, об истории с племянницей ленинградского чародея этого не скажешь. О «Вымышленных биографиях» — тоже, хотя то главное, что я мог сделать для Свечкина, я уже сделал. Тем не менее допускаю, что в его потайной картотеке я все еще числился под грифом «Полезный человек». Но послушайте, какая корысть в деянии, которое он совершил, став генеральным директором объединения «Юг», по отношению к своему недавнему шефу, а теперь подчиненному, от которого он никоим образом не зависел? Я говорю о бывшем Одноруком директоре, причем определение «бывший» относится не к слову «директор», ибо директором фабрики (только не первой, не Новоромановской — второй) он остался, а к слову «однорукий». Да-да! Теперь у этого человека две руки. Настолько две, что, выйдя скоро на пенсию, он может поступать в музыкальную школу для взрослых по классу фортепиано.
Сделал это Свечкин. Я думаю, ради этого фантастического протеза с электронным управлением, которое осуществлялось от нервных импульсов культи (да простят меня специалисты, если я что-то путаю, но руки-то две, я видел их собственными глазами), ради этого протеза, который, скооперировавшись, изготовляли, по-видимому, все развитые страны мира, а координировал их действия скромный выходец из Чеботарки, — ради этого протеза, говорю я, Свечкин, несомненно, завел особую картотеку. И система, как всегда, победила.
Я не отрицаю, что необыкновенный протез, явившийся для бывшего начальника Свечкина совершенным сюрпризом, был не только гуманным деянием, но и актом благодарности. Бывший начальник… Эти постные слова ровным счетом ничего не объясняют. Куда больше подошло бы сюда иное определение: крестный отец. Ведь именно он переманил будущего генерального директора в легкую промышленность, в которой ему, быть может, суждено совершить революцию.
А началось у них с конфликта. Товаровед оптовой базы, двадцатилетний мальчишка Петр Свечкин, выпускник захудалого торгового техникума, ни с того ни с сего стал вдруг придираться к продукции Новоромановской швейной фабрики, в то время нигде, кроме Светополя, не известной. Ну и что? Подобных фабрик в стране пруд пруди, и то, что выпускали светопольцы, было ничуть не хуже всего остального.
Свечкина не интересовало это. И хотя он был скромен — не требовал тех потрясающих пальто с капюшоном, выпуск которых спустя три года наладил сам, — все же отказывался брать партии, которые не отвечали образцам, демонстрировавшимся на оптовых ярмарках. А как, скажите, они могут отвечать, если артикул ткани изменен, мех для отделки урезали, нитки идут ужасающего качества, а «молний» вообще нет? Негодующий директор размахивал тогда еще единственной рукой, но Свечкину хоть бы хны.
— Вы требуйте, — рекомендовал он, и я вижу, я слышу, как бродила в нем энергия, которую пока что некуда было приложить. — Применяйте санкции.
Ха, санкции! А план? Если не будет плана, снимут голову, за вынужденное же отклонение от образцов разве что пожурят. В конце концов у нас есть глубинка, и она купит все.
— Вы плохо думаете о сельском жителе, — бледнея, отвечал на это выходец из Чеботарки. — Глубинка купит, вы правы, но только потому, что у нее нет выхода. Это во-первых. А во-вторых, она купит уже по сниженным ценам, на сезонной распродаже. Думаю, ни вам, ни нам это не выгодно.
Так примерно учил уму-разуму юный товаровед убеленного сединами директора, который не менее трех раз с упоением передавал мне этот основополагающий разговор. Эльвира, не сомневаюсь, слышала его куда чаще, но стоило захмелевшему директору приняться на новоселье за свой коронный рассказ, как она, несмотря на свою органическую неприязнь к пьяным, переместилась поближе к нему.
У меня маленькие глазки, да еще утонувшие в морщинках, которые мнительные люди склонны принимать за насмешливые, поэтому я при желании могу наблюдать за человеком без риска быть пойманным. Исподтишка. Так было и на сей раз. Директор говорил, я кивал в ответ, а сям следил за женой Свечкина, с такой жадной заинтересованностью внимавшей давно и безусловно известной ей истории. Вздумай директор по ходу дела пропустить еще рюмочку, я бы, заполняя паузу, мог без труда продолжить повествование. В сотый раз поведал бы я благодарной Эльвире, как одна из баталий торговой базы с фабрикой закончилась вызовом последней: «Коли вы такой умный, возьмите и достаньте пуговицы».