- Доктор на руднике есть? – тихо спросил Штольман у урядника.
- Есть, - поморщился Егорьев. – Да только он того… запойный.
Сыщик покачал головой:
- Ничего. Скоро протрезвеет.
По его разумению, невозможно было оставаться спокойным, зная, что змеева хворь собирает в лесу обильную жатву. Но урядник только пожал плечами. Поразительные нравы тут!
Сделав знак уряднику, сыщик двинулся к плавильне, и в тот же миг замер, услышав приближающиеся голоса. Со стороны реки шли, кажется, двое. Полицейские замерли, скрываясь в подлеске.
-… Устал я беса гнать, - прозвучал отчётливо осипший, досадливый бас. – Давеча Ваську закопали. Помнишь Ваську-то? От самых Катунских белков с нами шёл. Сколь народу на его глазах схоронили, а всё в Змея верил.
- Ну и земля ему пухом, - раздалось в ответ. Голос показался отчего-то знакомым. – Дураком жил, дураком и помер. Чего жалеть? Ты покуда не тяни, дело сворачивать надо. Кто не помер, сам кончай. Залётные в Утихе объявились, один, по всему, легавый, да не из местных. Еще и урядника с собой приволокли. Что здесь упромыслили – допаривай, и ходу отсюда.
- Дальше-то куда? – с непонятной тоской отозвался первый.
- А на Яркенд. Сказывают, там золото песошное есть. А нет песошного, так змеево будет. Дураки на нашу сказку и там сыщутся.
Сиплый вздохнул устало:
- Нет, Волк, не та мне масть легла. Не дойти до Яркенда, пожалуй. Мамон болеть стал, мутит без конца. Разумею, и я не уберёгся.
Резкий, насмешливый голос возразил:
- Помирать вздумал? Дойдёшь! В Чистом Яре лодочный мастер есть, на ту сторону возит за деньги. С ним и сторгуемся. А в Китайском Туркестане развернём дела по новой.
Знакомый голос с ироническими интонациями звучал всё отчётливее, и многое вставало на свои места. Дела, стало быть, тишину любят?
- А купец-то наш – из фартовых, - шепнул Яков уряднику, поднимая револьвер, и выступил вперёд. – Кончены ваши дела, господин Грохотов! Или господин Волк? Руки поднимите и встаньте лицом к стене.
Грохотов руки поднял, стоял, однако же, лицом и бесстрашно скалился, глядя на сыщика.
- Нашел, легавый? Так это ещё не значит, что твоя взяла.
Он и впрямь походил своим оскалом на волка. Его спутник – здоровенный детина с нездоровым цветом изрытого оспой лица – руки не поднял, вместо этого достал из кармана револьвер.
- Не ваш расклад, Кобчик, или как вас там? – сказал ему Штольман. – Один револьвер против двух. Сдавайтесь!
- А это как считать! – вновь ухмыльнулся Грохотов. – Один против двух, или один против трёх? Столкуемся?
Это Штольману он предлагал столковаться?
Внезапно Яков с удивлением ощутил, что в правый бок ему уткнулся ствол. Справа от него стоял…
- Господин Егорьев, вы же полицейский!
- Что с того? – весело возразил ему Волк. – Здесь закон – тайга, прокурор – медведь! Умные люди всегда меж собой язык найдут. А от глупых и костей не сыщут.
Урядник вырвал револьвер из руки затонского сыщика. Штольман не пытался сопротивляться – дуло упиралось ему точно в печень. Положение выглядело безнадёжным.
Впрочем, сдаваться Яков Платонович не умел и не любил. Нездоровый вид Волчьего подручного внушал ему надежду.
- Эй, господин Кобчик! Вы же понимаете, что больны. Эти господа вас не спасут, закопают так же, как и остальных. Или вовсе зверям бросят без погребения. Они не спасут. А я могу.
Рябой варнак медленно поворотился к нему и смерил тяжёлым взглядом. Штольман оценил и бледность его, и выступивший на лбу пот, и внезапную гримасу боли. Так и есть, Отравлен. Было бы странно, если бы уберёгся. Впрочем, видимо, долго уберегался. Катунские белки – где это?
- Врёшь, легавый! – сипло выдохнул Кобчик. Кажется, сипота его происходила от сдерживаемой боли.
- Не имею такой привычки, - бесстрашно возразил затонский следователь.
Варнак смерил его мрачным взглядом, открыл было рот для ответа… и поперхнулся, прижимая руки к животу. Урядник выстрелил быстро и точно.
- Для чего? – ощерился Волк.
- На двоих всё делить будем, - облизнул губы Егорьев. – Этот всё равно не жилец.
Кобчик сучил ногами, упираясь лбом в землю и зажимая пробитое чрево. Умирать он будет долго и мучительно.
Был момент, Яков подумал, что успеет выбить револьвер у урядника. Но Волк предусмотрел – прицелился. С трёх шагов промахнуться он едва ли мог.
- Одного не пойму, немец, тебе-то оно для чего? Чего в тайгу полез? Тоже золотишка хочешь? Еще и бабу с собой поволок.
Мысль об Анне резанула ужасом. Что с ней будет здесь, когда его не станет? Впрочем, она видит духов. Пока они доберутся до Утихи, он успеет её предупредить…
- Ладно, будет лясы точить! – прервал урядник. – Кончать немца надо.
И прицелился.
- Постойте, господин Егорьев! – остановил его Штольман. – В одном вы мне не можете отказать. Я хочу знать, чем именно здесь травили людей.
Анна всегда жаловалась, что духи говорят иносказаниями. К чёрту! Он будет предельно точен. И тогда, быть может, из Зоряновска смогут доставить противоядие тем, кто ещё не умер.
- Хочешь знать? – и впрямь по-волчьи облизнулся Грохотов. – Сейчас узнаешь.
Откинул брус с дверей плавильни, быстро отворил тяжёлую дверь. Урядник толкнул сыщика в чадный полумрак, а потом дверь захлопнулась.
«Простите меня, Анна Викторовна!» - подумал Штольман. – «Сломал я вам жизнь. Нельзя полицейским жениться!»
Постоял, упираясь спиной в запертую дверь, а потом собрался с силами и сделал два шага к чану, в котором клокотала, испаряясь, отвратительная и сверкающая золотая смерть.
========== Змеево золото ==========
Голос прозвучал совершенно отчётливо, вырывая Анну из забытья:
«Простите меня, Анна Викторовна! Сломал я вам жизнь. Нельзя полицейским жениться!»
В голосе была нежность, и любовь, и сожаление.
Анна резко села, силясь понять, где она, и что происходит. Вспомнила мгновенно. Вчера в этот сарай её, совершенно измученную, на руках принёс Штольман. И она уснула, наконец, растворившись в тепле любимого человека. Никто из них не помышлял о близости, присутствия было достаточно.
Теперь Штольмана не было. А голос во сне был. И почему-то становилось страшно.
Сквозь прорехи в крыше сиял белый день. Она поздно уснула и проспала довольно долго. Яков её не разбудил. Снаружи доносилось какое-то приглушённое копошение, потом ноздри уловили запах костерка и чая, заваренного смородиновым листом.
Анна нервно провела пальцами, оглаживая взмокшие виски.
«Сон. Слава богу, только сон!»
Ей бы уже привыкнуть: не все сны, виденные ею про Штольмана, исполнялись. Вот танцевать им до сих пор так и не привелось. Она даже не знала, он умеет ли. Или все ноги оттопчет? Усмехнулась с облегчением, коснулась раскрасневшейся щеки, намотала на палец выбившийся кудрявый локон.
Он снова над ней посмеется. И пусть! Главное, что все это – сон. Нечего бояться.
Снаружи Штольмана не было. Был Кричевский, хлопотавший у костра.
- Доброе утро, Анна Викторовна! Выспались? Я уж и чай заварил, пожалуйте завтракать!
Её словно холодом обдало. Утро и впрямь холодным было, на траве блестела обильная роса.