Анна сделала два шага вперёд – и замерла, вглядываясь во что-то, видимое только ей.
- Покажи мне! – попросила она каким-то особым тоном, какого Штольман никогда не слышал у неё в отношении живых.
Глаза невольно скользнули по комнате и нашли Кричевского, замершего на лавке с широко раскрытыми глазками и полуоткрытым ртом. Это не опасен, он любое чудо примет.
Заскорузлые мозги урядника с увиденным явно не справлялись – такое у него было лицо - пень пнём. А сам-то он, Штольман Яков Платонович – баобаб африканский! – давно ли начал невероятное принимать?
Анна между тем что-то разглядывала молча. Потом содрогнулась от знакомого уже удара (Штольман подхватил). Перевела дух, покачала головой, сказала устало:
- Я не знаю, как это описать. Лучше нарисую.
В избе у пасечника бумаги не водилось, кроме Писания и Псалтыри. Зато у Андрея Дмитриевича при себе был блокнот, куда он записывал сказания, собранные по деревням. Блокнотом и карандашом он поделился.
Анна бегло набросала какой-то пейзаж: излучину реки, на берегу которой валялись то ли корыта, то ли лотки, рядом нечто вроде дробильного механизма. Поодаль пара изб и сараев.
- Всё, - она обессилено откинулась к бревенчатой стене и прикрыла глаза.
- Прииск? – удивлённо сказал Кричевский.
- Вы уверены? – спросил Штольман, с тревогой глядя на жену.
- Уверен. Вон, драги на берегу.
- Прииск, - подтвердила Анна, нехотя открывая глаза. – Фёдор сказал: «Волчий прииск». Какой-то Волк старателей нанял, им платит. А руководит Кобчик. Не знаю, кто такой. Он не показывал. Фёдор им еду носил, часто гостил там. Они ему говорить не велели, угрожали убить. А платили хорошо.
- Заработал, мать его! – сплюнул на неметеный пол урядник. – Только где же тот прииск? И причём здесь змеева хворь?
Штольман присел рядом с женой, обнял её. Она бессильно склонилась ему на плечо.
- Это как раз не загадка. Волчий прииск в тайге, выше по течению. И от Утихи не очень далеко – иначе яд не попадал бы сюда в такой концентрации.
- Змеев яд? – охнул Кричевский.
- Да какой там Змей! Всё гораздо обыденнее. Просто опасный технологический процесс. Я не силён в вопросах золотодобычи, но кое-какие предположения у меня есть. И завтра мы с Павлом Степановичем их проверим. А пока… господа, не рекомендую в Утихе есть и пить местное. Вода уж точно заражена. Рыба, вероятно, тоже. Не знаю, где яд может концентрироваться ещё, так что – сами понимаете…
Анна испуганно заглянула ему в лицо и судорожно вцепилась в лацканы:
- Ты пойдёшь в лес? Один?
Штольман улыбнулся:
- Почему один? С урядником.
- А я?
Только что рядом с ним была сильная взрослая женщина, и вот уже она вновь превратилась в маленькую девочку, боящуюся его потерять.
- А ты будешь здесь, с Андреем Дмитриевичем. Так мне за вас обоих будет спокойнее.
Он привлёк жену к себе и, никого не стесняясь, поцеловал её в лоб. Потом оглянулся на урядника:
- Господин Егорьев, надо бы попа позвать, или кто у них тут? Как старообрядцев хоронят?
Потом машинально взглянул на часы. Загадка, в целом, разгадана. Было без четверти восемь.
========== Волчий прииск ==========
Ночевать пошли в пустующую избу Васильевых, хоть сама мысль об этом вызывала омерзение. Но стоило солнцу закатиться, как на приезжих тучами набросились комары: огромные, полосатые, как тигры, и такие же свирепые. Оставаться вне помещения было попросту невозможно.
В избе Штольман попытался уложить жену на кровать, но она категорически воспротивилась, легла на лавку, не раздеваясь, потянула его за собой. Её била крупная дрожь, лоб был горячий и влажный. Яков в первый момент испугался, что она где-то отравиться успела. Мыли же они руки тогда в реке. Но симптомы были не похожи. Зато припомнилось, что именно так она выглядела после того, как в неё вселился дух убитого математика. Значит, это что-то связанное с даром. Слишком много смерти было вокруг, в этой избе в том числе.
Урядник с Кричевским давно уже спали, храп разносился, наверное, на всю долину, Анне же никак не становилось лучше. Она льнула к нему, как дитя, обнимала тонкими руками, дышала неровно. Наконец, Яков не выдержал: подхватил жену на руки и вынес наружу из зловонного мрака избы. Ночь была лунная, чтобы видеть окрестности света не требовалось. Пойма звенела комарами, но было уже вс ё равно. Штольман решительным шагом направился к околице, подальше от грохочущей реки – и от духов всевозможных. Дворы в Утихе огораживали, а хозяйственные постройки – нет, они торчали там, где вздумается. Под самой горой пустовал сарай с остатками прошлогоднего сена. На это сено он жену и уложил, сам лёг рядом, вдыхая полной грудью горьковатый травяной аромат. Ему уж казалось, что вонью Игнатовой избы вся одежда пропиталась.
Аня снова прижалась к нему, но дрожать перестала, и вскоре уснула, успокоившись, а к нему сон не шёл.
Жить, как раньше, оказалось невозможно, как жить дальше – непонятно. Идея относительно сыскного агентства больше не казалась заманчивой. Это для него такое занятие стало бы благом. Он любил загадки, находил невероятную притягательность в гимнастике ума. Для Анны же расследования оборачивались сплошными страданиями. Сегодня Яков впервые отчётливо понял пылкую ненависть к нему тёщи. Марья Тимофеевна безошибочно связывала в единое целое Штольмана, смерть и духов. И всё, что для Анны с этим было сопряжено. Оставалось вообще удивляться, что ему только отказали от дома. На месте Виктора Ивановича сам Яков, наверное, на дуэль бы вызвал мерзавца, который настырно тянет его дочь в неприятности, чреватые такими страданиями. Если у него будет дочь… Анна сказала, что будет - Вера. Вера Яковлевна. Когда у него будет дочь, он не позволит к ней ни одному сыщику на версту подойти. Даже частному. Не говоря о полицейских.
Только вот с собой самим что делать? С тем, что он причиняет женщине, которую больше жизни любит.
Еще утром в лесу Аня была так весела и счастлива, но один лишь день в зачумлённой деревне – и вот она испугана, измучена и больна. И уберечь её от этого он не в силах. Невозможная какая-то дилемма получается: есть он рядом или нет, духи Анну всё равно будут атаковать. И только он, Яков Штольман, может защитить её от опасностей материального свойства, которыми чреваты все её спиритические расследования. Если бы не это соображение, он давным-давно бежал бы от любимой женщины на край света. Просто она и без него неприятностей себе найдёт. В этом можно не сомневаться.
Написать доктору Милцу? И немедленно!
А что потом? Когда и где он сможет получить ответ Александра Францевича? И знает ли сам доктор, как с этим бороться? Едва ли у него часто были пациенты, страдающие мигренью от скопления духов перед обедом, испытывающие тошноту от особо неприятной потусторонней сплетни.
Пётр Иванович как-то под рюмку коньяку обмолвился, что родители пытались Анну лечить от первых проявлений дара, пользовали успокоительными порошками и настойками. И едва не добились того, что живая, непосредственная девочка стала похожей на сомнамбулу или безвольную куклу. Пётр Иванович тогда воспротивился, что и послужило причиной его отъезда из дома брата. Благо, что Миронов-старший быстро сообразил, к чему приводит лечение. Страшно подумать, что могло случиться с Аней. С Его Аней!