Когда официантка уходит, мы погружаемся в молчание и я начинаю рвать салфетку. Я нервничаю, находясь рядом с ним безо всяких экранов или микрофонов. Он, как я уже ранее призналась Амине, недурен собой. Разумеется, я и прежде находилась в присутствии симпатичных мужчин на работе.
Но степень привлекательности Доминика Юна немного обезоруживает. При иных обстоятельствах я бы свайпнула его вправо, а затем влюбилась бы в него по уши, а он бы меня бесцеремонно кинул. Может быть, именно поэтому с ним так легко спорить. Мне не было нужды стараться ему понравиться: я уже знала, что не нравлюсь ему.
Слава богу, его предплечья закрыты.
– Я понимаю, – начинаю я, отрывая смачный кусок салфетки, – что у тебя создалось впечатление: либо новости, либо ничего. Но задумайся. Должна же быть в радио хоть какая-то радость, помимо холодных и твердых фактов. Люди ведь слушают подкасты, верно? Их всего-то навсего около пяти миллионов.
– Ты меня сюда привела, чтобы прочесть лекцию о подкастах?
– Уверена, найдется и такой, какой понравится тебе. «Жизнь после магистратуры» – как тебе такой подкаст? Или подкаст для тех, кто считает, что хорошо сбалансированная диета – это кармашек со вкусом пиццы пепперони?
Краешек его рта приподнимается. Едва заметный намек на ямочку.
– Ты ведь ничего обо мне не знаешь. Наверное, этим и объясняется сталкинг в «Фейсбуке».
– Я… просто собирала информацию, – настаиваю я.
– Я слушаю подкасты, – наконец отвечает он. – Есть отличный подкаст об американской юридической системе, который…
Я издаю стон.
– Доминик. Ты меня убиваешь.
Теперь он уже беззастенчиво ухмыляется.
– Сама напросилась. – Он вытягивает под столом свои длинные ноги; интересно, как часто он сталкивается с этой проблемой: слишком тесными столами.
ЧБСЗБМ? – думаю я, призывая отовсюду силы заурядных белых мужчин.
– Слушай, я тоже себе это не так представляла, – говорю я ему. – Я мечтала работать на общественном радио с тех самых пор, как узнала о его существовании. И может быть, «Экс-просвет» – не шоу твоей мечты. Но оно откроет для нас столько дверей! Мы совершим прорыв – поверь мне, на общественном радио такое случается далеко не каждый день. Это невероятная возможность.
– Но откуда мне знать, что ты просто не пытаешься сохранить свою работу?
– Потому что ты тоже вскоре ее лишишься, как и я.
Он скрещивает руки.
– А вдруг мне поступали другие предложения?
Я прищуриваюсь.
– А они поступали?
Мы на мгновение замираем, пока он, сдавшись, не выдыхает.
– Нет, я переехал сюда, чтобы работать на общественном радио. Или лучше сказать, вернулся. Я вырос здесь, в Белвью.
– Я и не знала, – говорю я. – Я тоже выросла здесь, но была городской девчонкой.
– Завидую, – говорит он. – Мне запрещали выезжать на шоссе до восемнадцати лет.
Я фыркаю.
– Бедняжка из пригорода. – Но меня удивляет то, как естественно течет наша беседа.
– Все мои одногруппники по бакалавриату устроились либо интернет-журналистами, либо редакторами в провинциальные газеты, которые загнутся через пару лет, – продолжает Доминик. – Я попал сюда не случайно. Я поступил в магистратуру, потому что… – Он запинается и чешет в затылке, словно стесняется того, о чем хочет сказать. – Прозвучит нелепо, но знаешь, о чем я всегда мечтал?
– Амбассадор горячих кармашков – не самая популярная профессия, но не позволяй этому себя останавливать.
Он подбирает кусочек салфетки и бросает в меня.
– Я хочу использовать журналистику во благо, поэтому и участвую в расследованиях. Я хочу уничтожать корпорации, которые портят людям жизнь, и лишать идиотов власти.
– В этом нет ничего нелепого, – говорю я серьезно. Не понимаю, зачем стыдиться чего-то настолько благородного.
– Это все равно что сказать, что хочешь сделать мир лучше.
– Но разве не все мы этого хотим? Просто каждый делает это по-своему, – говорю я. – Но почему радио?
– Мне нравится напрямую общаться с людьми. Твои слова обретают настоящий вес, когда у них нет визуального сопровождения. Радио очень личное. Ты полностью контролируешь то, как звучишь, и как бы рассказываешь историю одному конкретному человеку.
– Даже если тебя слушают сотни или тысячи людей, – тихо говорю я. – Да. Понимаю. Правда понимаю. Наверное, я думала, тебе просто повезло с этой работой.
Ямочка вновь угрожает появиться.
– Ну, это правда так. А еще я охрененно хорош в ней.