— Надо бы взять пистолеты, так все делают, потом еще трубки, пару унций табаку, и что еще? Пледы, бутылка виски — вот вроде и все. Ей-богу, чувствую, сегодня мы все-таки повстречаемся с призраком!
«Помилуй, Создатель», — мысленно воскликнул я, но отступать было некуда, так что осталось лишь притвориться, что я разделяю воодушевление моего друга.
Весь день Том не находил себе места от возбуждения, и, как только стемнело, мы отправились в усадьбу. Перед нами предстал заброшенный дом, холодный и мрачный. Ветер трепал отодравшийся от стен плющ, и голые плети раскачивались из стороны в сторону, подобно траурным лентам на катафалке. Я с тоской смотрел на поблескивавшие вдали огоньки деревни. В заржавевшем замке щелкнул ключ, мы запалили свечку и ступили на выложенный камнем пол. Всюду лежала пыль.
— Ну, вот мы и у цели, — провозгласил Том, распахнув дверь в большую комнату с закоптелым потолком.
— Нет, только не здесь! — взмолился я. — Давай поищем что-нибудь поменьше, где можно разжечь камин и с первого взгляда убедиться, что, кроме нас, никого нет.
— Хорошо, приятель, хорошо, — добродушно хохотнул Том. — Я тут на свой страх и риск успел кое-что разведать и место это знаю как свои пять пальцев. В другом конце дома есть именно то, что тебе нужно.
Он снова поднял над головой свечу, закрыл дверь, и мы стали плутать по коридорам, пока не вышли, наконец, в длинную галерею, тянувшуюся вдоль всего крыла. Одна стена была глухая, а в другой через каждые три-четыре шага зияли оконные проемы, и когда луна выглядывала из-за туч, мрачный проход оказывался испещрен белыми пятнами света, придававшими этому месту призрачный вид. В самом конце находилась дверь, которая вела в небольшую комнату, на первый взгляд не такую уж грязную и обшарпанную. Кроме всего прочего, там был огромный, во всю стену, камин и темно-красные портьеры, а когда мы развели огонь пожарче, стало почти уютно, чего я никак не ожидал. На Тома, однако же, обстановка произвела разочаровывающее впечатление.
— Тоже мне, дом с привидениями, — сказал он с нескрываемым отвращением. — Да с тем же успехом можно было бы сидеть в гостинице! Увольте, я не за этим сюда шел!
Только после двух выкуренных трубок он, наконец, смог вернуть свое обычное душевное равновесие. Уж не знаю, что тому причиной — может, благодаря необычному антуражу табак казался более ароматным, а виски более мягким, а может, с трудом сдерживаемое душевное волнение придало особую живость разговору, — но готов поклясться, что для нас обоих это был лучший вечер в жизни.
За окнами выл и стонал ветер, безжалостно терзавший длинный плющ. Он гнал по небу темные тучи, сквозь которые время от времени пробивался лунный лик. Капли дождя дробно барабанили по кровле.
— Крыша, должно быть, худая, — заметил Том, поднимая голову. — Но ничего, нестрашно. Прямо над нами спаленка, там отличный пол. А знаешь, я не удивлюсь, если это та самая комната, где любящий отец прирезал своих малюток. Ну-с, уже почти полночь, и если нам собираются хоть что-нибудь показать, то уже самое время. Силы небесные, каким отсюда холодом тянет! Знаешь, у меня сейчас такое чувство, как перед экзаменом в колледже, когда ждешь своей очереди. Да и тебе, старина, на месте не сидится.
— Тише, — перебил я, — слышишь шум? Там, в коридоре?
— Да ладно, шум! — отозвался Том. — Где там мой мушкет?
— Говорю тебе, я слышал, где-то хлопнула дверь! Чует мое сердце, ты сегодня получишь все, о чем мечтал, и знаешь, Том, я тебе честно скажу, более всего на свете жалею, что поддался тебе и ввязался в эту идиотскую авантюру.
— Но сейчас-то что толку труса праздновать? — развел руками Том. — Боже правый, что это?
В комнате, совсем рядом с нами, отчетливо слышалось: кап! кап! кап! Мы, не сговариваясь, вскочили на ноги, но секунду спустя Том расхохотался:
— Да брось, старина, что мы, в самом деле, как бабы старые? Это же просто дождь! Крыша все-таки протекает, и капли падают на обои, видишь, во-о-он там они отстают. А мы с тобой хороши, а? Испугались, тоже мне. Ну, вот же, гляди сам, течет, да…
— Том, что с тобой, Том?
Лицо у него посерело, глаза смотрели в одну точку, рот приоткрылся от ужаса и изумления.
— Ты видишь, Джек? Ты видишь?
Едва сдерживая крик, Том протягивал к свету кусок обоев, отклеившийся от заплесневелой стены. Силы небесные! Вся его поверхность была усеяна брызгами свежей еще крови! Прямо у нас на глазах вниз скатилась еще одна капля. Мы оба запрокинули головы, силясь разглядеть источник этой чудовищной капели. В лепном карнизе под потолком темнела едва заметная трещинка, а из нее, словно из раны на теле, сочилась кровь. Вот упала капля, потом еще одна, а мы стояли как громом пораженные.
— Уйдем отсюда, Том, — взмолился я: стало невмочь терпеть. — Это Богом проклятое место, уйдем, прошу тебя.
С этими словами я, схватив друга за плечо, повернулся к двери.
— Ну уж нет, — яростно сверкнул глазами Том, стряхивая мою руку. — Я отсюда уходить не намерен. Пойми, Джек, здесь произошло какое-то чудовищное злодеяние, и мы должны докопаться до истины! Возьми себя в руки, старина, нельзя же допустить, чтобы из-за какой-то капельки крови мы отступили! Не удерживай меня! Не на такого напали!
Отшвырнув меня в сторону, он ринулся в коридор.
Проживи я еще сто лет, мне и тогда не забыть этих мгновений. Я как сейчас слышу вой ветра за окнами и вижу сполохи молний, выхватывающих из темноты стены галереи, откуда не доносилось ни звука. В коридоре стояла мертвая тишина, которую нарушал только скрип двери, да тихий шелест накрапывавшего с потолка кровавого дождя. Но вот Том вернулся в комнату. Ноги у него подгибались.
— Надо держаться вместе, — прошептал он с ужасом. — В коридоре кто-то есть!
Словно какая-то злая колдовская сила влекла нас к двери. Мы осторожно выглянули за порог. Как я уже описывал, вдоль одной стены в длинной темной галерее шли многочисленные оконные проемы, сквозь которые лился лунный свет, рисуя на черном полу бледные квадраты. Из дальнего ее конца по этим световым пятнам двигалась чья-то тень: ближе, ближе, ближе. Она то растворялась во мраке, то проступала на фоне освещенного луной окна, то снова исчезала, стремительно к нам приближаясь. Вот между нами четыре лунных квадрата, вот их уже три, два, и наконец в потоке света, бившем из распахнутой двери нашей комнаты, возникла фигура мужчины, который промчался мимо нас и снова растаял в темноте. Я успел заметить, что его старинное платье в беспорядке, а в волосах запуталось что-то длинное, свисавшее, словно ленты, по обеим сторонам смуглого лица. Но лицо, само это лицо! Не знаю, забуду ли я его когда-нибудь! Оно было обернуто ко мне вполоборота, словно бегущий по коридору человек оглядывался, ожидая погони, и весь его облик выражал такую меру безнадежности и отчаяния, такой неописуемый ужас, что сердце мое, несмотря на страх, буквально сдавило от жалости. Мы посмотрели туда, куда был устремлен его взгляд. За ним действительно гнались! Через белые лунные квадраты, то пропадая, то возникая вновь, приближалась еще одна тень. Подобно первой, она возникла в свете, льющемся из нашей комнаты, где горели свечи и пылал камин. Мы увидели женщину, величественную и прекрасную, лет, должно быть, двадцати восьми от роду, в низко вырезанном платье с роскошным, по моде восемнадцатого столетия, шлейфом. На точеной шее под нежным подбородком темнели пятна: четыре небольших с левой стороны и еще одно, покрупнее, с правой. Она прошла мимо, не поворачивая головы, устремив застывший взгляд туда, где только что исчез мужчина, которого она преследовала, и ее тоже поглотила темнота. Через мгновение до нашего слуха донесся пронзительный крик — дикий вопль боли, перекрывавший завывание ветра и раскаты грома. Потом дом погрузился в тишину.
Не знаю, как долго мы простояли на пороге, вцепившись друг в друга. Должно быть, долго, потому что когда все еще не отпускавший моей руки Том, которого била дрожь, шел по коридору, в шандале мерцала новая свеча — старая успела догореть. Не проронив ни слова, мы толкнули полусгнившую входную дверь, под грозовым ливнем перемахнули через садовую ограду, помчались через деревню и — по аллее к моему дому. И только там, в уютной курительной, после того как Том, повинуясь безотчетной привычке, сунул в рот сигару, к нему наконец-то вернулось самообладание. Первыми его словами, обращенными ко мне, были: