— Я не тупой, — сказал он тихо. — У меня трансплантат.
Смерть вздохнул и принялся уныло тыкать в поставленный перед ним замороженный киш.
— Не могу его с собой брать. Эта работа требует эффективности и мастерства, и хотя вы — не лучший выбор в смысле этих качеств, в заданных чрезвычайных обстоятельствах…
— Я хочу уйти, — перебил его я.
Он некоторое время молча меня разглядывал.
— Естественно, вы вольны поступать, как желаете, — согласился он. — Но позвольте изложить, о чем вообще речь.
Он отодвинул тарелку и протиснулся между двумя трупами в кухню. Вернулся со свежей пищей для пира: тарелка фруктов — мне, неопределимая зеленая масса — Иерониму и банка червей, насекомых и мелких ящериц — для него самого.
— Новый договор, — пояснил он, закладывая ложкой шевелившуюся и копошившуюся массу себе в рот. — Я выторговал более разнообразную диету, а также еще кое-какие привилегии. — Он задумчиво улыбнулся, жуя, затем посмотрел прямо на меня. — Итак. Вот подноготная. Вероятно, вы помните, что такое Хранилище — запасник наших невостребованных и не категорированных мертвецов? — Я кивнул: Хранилище находилось в погребе этого же здания, и в других обстоятельствах я сам мог бы там оказаться. — Эти мертвецы — неудобство, и нашей целью всегда было воссоединить их прежде, чем завершится срок съема этой собственности. К сожалению, срок истекает в эту пятницу, и поэтому их вывоз — дело срочное. — Он залез в банку и поймал жука большим и указательным пальцами. Насекомое шевелило лапками и усиками в панической членистоногой румбе; Смерть утешительно пощелкал языком, затем откусил жуку голову. — В нормальных условиях эта задача — невеликая трудность, однако недавно произошло несколько неожиданных событий. Результат ли они сознательного саботажа, попытка ли мести или иной мотив, который мы до сих пор не постигли, факт остается фактом: в этом задействованы другие Агенты. — Он посмотрел на меня многозначительно. Я ответил отсутствующим взглядом. Казалось, его объяснения требуют отдельных объяснений, и я уже собрался сообщить ему, что больше терпеть не намерен, но тут он наконец произнес нечто осмысленное: — Не сомневаюсь, вы уже заметили этот избыток тел.
Я кивнул.
— И задумались, что они тут делают.
— Да.
— И, возможно, вам даже любопытно, кто их всех убил.
— Не очень.
— Не важно. Штука вот в чем: они не из Хранилища. И никто в Агентстве не отвечает за их прекращение.
Иероним оторвал взгляд от своей плошки, лицо — в зеленой слизи.
— Это не я, — сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Смерть пренебрег этой репликой.
— Хуже всего то, что новенькие прибывают ежедневно. Мор прошлой ночью обнаружил еще одного. Его это глубоко расстроило: он собрался напустить в реку ядовитых отходов, но это открытие вынудило его отменить операцию. Жертвой оказался живец, разодранный на части. Измельченный к тому же. Даже кое-где пожеванный… Это не мой стиль — да и ничей из Агентства, во всяком случае — в наше время. — Смерть с сожалением уставился на свою еду. — Итак, вы могли бы резонно предположить, что следует спросить самих жертв… Вы еще говорите на мертвецком?
— Мертвянку понимаю. Один стук — нет, два — да…
Он покачал головой.
— Это для почвенников. Я же говорю о более сложном общении, чем стуки и царапы по стенкам гроба, — о языке, на котором разговаривают мертвецы на поверхности между собой. Если нужны данные от трупца, необходимо — из вежливости — разговаривать на мертвецком. — Он повернулся к телу, располагавшемуся ближе всего — к рослому, изысканному собранию окровавленных костей и драной плоти, — и разразился нечеловеческой тирадой стонов, всхлипов и гортанных кряков. Как бы то ни было, я бы не поверил, что происходит разговор, если бы труп не ответил тут же — тихо и протяжно заскулил слюнявой пастью.
Смерть перевел:
— Я только что спросил ее, кто отвечает за ее прекращение. Она ответила: «А мне-то что?» — подобные чувства питают все до единого здешние мертвецы. Мы знаем, как они умерли, и они даже скажут, кто их убил, но это не означает, что мы знаем, кого в конце концов винить. Вокруг столько оборотней, мог быть кто угодно.