У кромки воды стоит одинокая фигура, смотрит в туман. Я приближаюсь и вижу, что это моя возлюбленная, ждет там, где мы обычно встречались. Бегу к ней, ощущая, как первые волны жара опаляют мне кончики пальцев, и, добежав до нее, смеюсь от страха и облегчения. Касаюсь ее плеча, и она оборачивается.
Это не моя возлюбленная.
Горение
Он предвкушал этот миг тысячу лет. В масштабах вечности тысячелетие не имело значения, но терпение среди его достоинств не числилось. Его вынудили ждать, и это раздражало.
Без дела он, конечно, не сидел. Приглядывал за Хранилищем, управлял рабочей силой и раздавал наказания, когда было нужно. Во время случайных визитов в Верхний мир он был крушителем черепов, ломателем хребтов, напастью всем живущим. Но ожидание постепенно сжирало его. Поначалу оно угнездилось в нем невинно, ползая по коже мясной мухой. Далее — возможно, постоянное присутствие этой докуки усыпило его бдительность, а может, внимание отвлеклось на десяток-другой лет, — она проникла ему под ящерную шкуру. Теперь же личинки ее поглощали его изнутри.
Все почти завершилось. До него доходили слухи. От Хозяина — знаки и символы: тварь под его опекой алкала Воссоединения, в войсках его — беспокойство, а также (что важнее всего прочего) древнее обещание встречи. Это обещание навестило его в грезе, в галлюцинации, подогретой отчаянием и жгучей жаждой: черный ключ, объятый пламенем, предложенный ему тонкой белой дланью.
Все было так близко, что он это чуял.
Визиты в Верхний мир изнуряли его. Тяготы странствия, мука выбора и преображения себя в какое-нибудь из миллиона разных обличий — таковы были простые практические методы, каким Хозяин держал подчиненных в своей власти. Он это знал, но дерзость по-прежнему подталкивала его делать поперек. Он больше не ждал ключа — ключ ждал его.
Он не знал наверняка, ни как ключ выглядит, ни у кого он в руках, ни случится ли обещанная встреча в Верхнем мире. Такой вывод он сделал в припадке нетерпения, однако вывод этот выдержал и испытание краткими промежутками спокойных раздумий. Тонкая белая длань в его грезе — ничья из наймитов, и все же ее терпимость к огню предполагала элемент сверхъестественного. Это привело его к новому выводу. Он искал полуживца — а они, как всем известно, существуют только среди живцов. Впрочем, кое-какие факты его поисков не были допущениями, что дало дальнейшую почву для рассуждений. Таинственные депеши Хозяина подсказывали, что тут замешаны другие отделы, а после чтения соответствующих бумаг стало ясно, что необходимо попросту определить приблизительное место встречи.
Своей работой он был доволен. В лабиринте галлюцинаций, допущений и бюрократии он обнаружил три факта: ключ существует, его хранитель — полуживец и известно где его искать.
Все остальное рано или поздно встанет на свои места.
Он устал, но не более, чем в предыдущих странствиях, а перспектива успеха помогала преодолеть усталость. Кроме того, он знал, что она пройдет, как только он примет выбранное обличие. Он тщательно обдумал этот вопрос. В последний раз был горгульей — лингвистически приятная роль, но в субъекте она вызвала слишком сильную растерянность. Тот раз, когда он изображал говорящего оленя, чтобы таким способом пристать к бегуну на заснеженной тропе, дал столь же огорчительные результаты. Бегун вмазал ему в живот, больно выкрутил рог и лишь после этого пал долгой и омерзительной смертью. Эта встреча могла сложиться иначе — он не допускал никаких случайностей.
Запись перемещений живцов в такие времена была необходима, и он терпеливо дождался назначенного часа, а затем поднял люк и выбрался наружу. Как и ожидалось, окружающее пространство пустовало, что дало ему возможность скрыться в тенях. Здесь он решил принять заранее выбранное обличие — одно из популярных среди его рода и самое его любимое: огненный демон-исполин.
Помыслив это обличие, он его тут же принял.
— Эй! Полуживчик! Отдай!
Процедура всегда одна и та же. С голосом поначалу выходило непросто — сплошная какофония хмыков и писков. Скорее раздражало, чем ужасало, однако его физическое присутствие восполняло какие угодно вокальные промахи. Остолбенелая пара, стоявшая перед ним, — живое свидетельство. Несомненно, вскоре они вернут себе власть над собственными телами — лишь для того, чтобы извиваться на земле и просить пощады. Ходячих мертвецов он презирал. Дрожкие, бесхребетные твари, мозгов не больше, чем у медузы…