Выбрать главу

У большинства хлама не было определительных знаков. Ни лейблов, ни этикеток, ни ярлыков, ни наклеек. Я ограничил зону поиска правой от двери стороной, у стены с фасадным окном. Поначалу старался ничего не задевать, но через полчаса бесплодной возни принялся разгребать эти джунгли.

— Нашли что-нибудь?

Смерть стоял надо мной, выглядел устало. В левой руке держал здоровенную банку собачьего корма. Правую покрывали тавот и грязь. Раздор все еще увлеченно греб в дальнем углу.

Я покачал головой. Он вздохнул и вернулся к горе мешков. Все мешки были серые, пустые и непомеченные.

Мой ум совершил обратный кувырок в прошлое.

Мы с Эми сидим в кафе «Иерихон», глазеем на дождь в окне. Прошло полчаса с тех пор, как я сказал ей, что люблю, там, под бузиной, за девять лет до того, как скажу те же слова Люси — за этим же столиком. Одежда и волосы у нас влажны. Пьем один капучино на двоих.

— Ты правда меня любишь? — говорит она.

Я люблю ее неотвратимо, как волна, что шипит по берегу; необратимо, как комета, пойманная полем притяжения звезды; инстинктивно, как собака, что наслаждается костью; собственнически, как комик — свою шутку; наивно, как дитя, взбудораженное подарком; безнадежно, как идиот, стремящийся стать гением; потешно, как нога, попавшая на банановую кожуру; воинственно, как кулак, что врезается в лицо врагу; отчаянно, как голодный человек алчет пищи.

Я люблю ее меньше, чем могу, но гораздо больше, чем когда-либо объявлял.

И время проходит.

— Да.

И время проходит.

* * *

— Нашел!

Смерть помахал над головой красным мешком, младенчески улыбаясь от уха до уха.

— Осторожней, — предупредил Раздор. — Он, может, не завязан как следует.

Смерть пренебрег советом — раскрутил находку, а затем швырнул ее на середину комнаты. Мешок был размером примерно с овцу, ярко-красный. Он плюхнулся и заелозил, как медуза. Таинственное сообщение, оттиснутое на мешке бурыми чернилами, гласило: «М. Л. К-во 10 000». Раздор в отчаянии пнул стопку деревянных ящиков, которую перед этим изучал. Стопка закачалась, но не рассыпалась.

— Что же это все-таки?

— Сегодняшняя задача, — гордо ответил Смерть, поднимая мешок с пола. — Это как раз друзья, о которых я вам говорил. Десять тысяч муравьев. — Он развязал веревку и глянул внутрь. — Муравьев-легионеров, если совсем точно. Они пожирают всё на своем пути. И подчиняются своей королеве. — Он улыбнулся Раздору.

Тут же позабыв о своих обидах, Раздор тоже вперился в содержимое мешка. Я ожидал, что орда муравьев вырвется из мешка и опустошит округу, но Раздор, глядя в горловину, пробормотал какие-то умиротворительные заклинания и пресек любую деятельность.

— Что вы им говорите? — спросил я.

Он поднял взгляд.

— Ты не поймешь.

* * *

Мой мозг ходячего мертвеца забит всяким хламом. Сейчас там любовь, а через минуту — кучка бестолковых фактов из моей любимой энциклопедии. Не успел Смерть упомянуть слово «муравьи», как мозг взялся за работу — размышлять о ключевых отличиях муравья от трупа. Не унять. И вот что он сообразил.

Муравей способен поднять в пятьдесят раз, а перетащить — в триста раз больше своего веса. Труп не в силах ни поднимать, ни таскать ничего, потому что он мертвый.

У муравьев пять носов. У трупа — один (а в конце концов ни единого).

Муравьев когда-то применяли для лечения людей. Раствор из муравьиных яиц и лукового сока, говорят, лечит глухоту, а испарения перетертых красных муравьев, по слухам, — средство от простуды. Труп же при этом редко бывает чем бы то ни было еще, кроме результата или причины какой-нибудь болезни.

Некоторые муравьи в поисках воды забуриваются в почву на восемьдесят футов. Трупы никогда не углубляются под землю больше, чем на шесть.

Муравей значительно меньше трупа.

Что толку в таком мозге? И зачем он это со мной вытворяет?

Тест Роршаха

Вечер, когда я забирал записывающее оборудование из квартиры Эми, — еще и вечер, когда я умер. Пока образы, связанные с этим воспоминанием, были не внятнее причудливых граффити, звуки — не осмысленнее перепутанных закольцованных сообщений. Но теперь я в последовательности событий уверен. Я знаю, как я умер.

Стоял влажный вечер позднего лета, через семь недель после первого звонка Эми. Она вышла на связь за пару дней до этого и уведомила меня, что можно забрать оборудование, а также попросила отчет о происходящем. Я сказал ей, что моя работа окончена и что результатами она будет более чем удовлетворена.