– Я пришел кое-что забрать, – сказал Мор сквозь паутину заранее наведенных чар, делавших его чуждую речь понятной обитателям этих мест. – И кое-что оставить.
– Никого дома нету, – сообщила дева. – Я только приходящая няня.
– Все в порядке, – возразил Мор, опуская набалдашник до уровня ее глаз. – Этого вполне достаточно.
Темное дерево слабо запульсировало, проявляя текстуру и наливая ее опалесцирующим мерцанием; няня завороженно уставилась на посох. Через несколько ударов сердца старый маг поднес светящийся набалдашник к лицу девушки, поймал ее взгляд и удержал.
– Сними цепочку, дитя, – молвил он на пару тонов ниже обычного.
Внутри зашевелились, что-то звякнуло.
Цепь упала.
– Отойди, – приказал он.
Лицо исчезло.
Мор толкнул дверь и вошел.
– Иди в комнату, сядь там и отдыхай, – сказал он. – Когда я уйду, закроешь за мной дверь, наденешь цепочку и забудешь, что я тут был. Я скажу, когда это сделать.
Девушка послушно выполнила его повеление.
Мор неторопливо прошелся по дому, открывая все комнаты, заглядывая внутрь. На пороге самой маленькой, затененной, он постоял, затем тихо вошел. Посмотрел с минуту на крошечную фигурку в колыбели и плавно придвинул посох к самому лобику.
– Спи, – мягко произнес он, и дерево снова замерцало в узловатых пальцах. – Спи.
Осторожно положив свою ношу на пол, он прислонил посох к кроватке, развернул колдовское дитя и взял его на руки. Положив его рядом с первым, внимательно оглядел обоих так и этак. Света, падавшего из приоткрытой двери, хватало, чтобы увидеть разницу: здешний ребенок оказался легче сложением, и волосы у него были тоньше, светлее. Тем не менее…
Мор взялся за дело.
Он аккуратно переодел малышей в одежку друг друга и завернул обитателя колыбели в рондовальское одеяло, потом уложил на его место последнего владыку Цитадели и еще раз внимательно его осмотрел. Старческий палец уже нацелился было коснуться драконьей отметины…
Мор резко отпрянул, взял посох и поднял с пола юного Даниэля Чейна.
Проходя по коридору, он сказал в дверь гостиной:
– Все, я ухожу. Закрой дверь и забудь обо мне.
Уже на улице он убедился, что цепочка звякнула, и зашагал прочь.
Звезды глядели вниз сквозь рваные прорехи туч. С востока пришел ледяной ветер и толкнул его в спину. Из-за угла вывернула машина, обдала его светом фар, но хода не замедлила и укатила вдаль.
Вдоль тротуара зазмеились отблески, здания по бокам каким-то образом потеряли в объеме, сделались плоскими, начали неуверенно мигать. Твердь под ногами засверкала сильнее, перестала быть мостовой и обратилась широкой блистающей дорогой, протянувшейся в бесконечность впереди и позади; боковые тропинки то и дело выбегали из нее и тянулись дальше, но куда – не видать… Вид по правую и левую руку измельчился мозаикой бессчетных мест и времен, крошечных кадров, вспыхивавших, высветлявшихся, гаснущих тут же, похожих на переливчатую чешую гигантской неведомой рыбы. А вот лента безоблачного черного неба вверху никуда не делась, отражая, как в негативе, сиянье дороги.
Иногда Мор различал на тропах других ходоков, спешивших по своим, столь же таинственным, как у него, делам – и не все эти фигуры имели человеческий облик.
И вот уже посох ярко разгорелся, указывая на близость дома, и молнийная роса закапала с его башмаков.
Глава третья
В двух землях, каждая из которых считала другую мифом, шло время.
Когда мальчику стукнуло шесть, люди уже приметили, что он не только пытается починить все, что по дому валяется сломанного, – но и это ему частенько удается. Вот и сейчас Мел показала мужу кухонные щипцы.
– Не хуже, чем Винс заклепал бы у себя в кузне, – похвасталась она. – Вот помяни мое слово: этот малец станет лудильщиком, это уж как пить дать.
Маракас внимательно изучил работу.
– А ты видела, как он это делал? – с подозрением поинтересовался он.
– Нет. Слыхала, как он молотком стучит, да только занята была – внимания на него особо не обратила. Знаешь же, как он все время с разными железяками возится.
Маракас кивнул и щипцы положил.
– А сейчас-то он где?
– В оросительной канаве, надо думать, – ответила жена. – Плескался где-то там.
– Схожу, похвалю его, что ли. Хороший пацан, здорово щипцы починил.
Он протопал по комнате и, подняв щеколду, вышел из дома. Обогнув строение, Маракас двинул по бежавшей со склона вниз тропке – мимо большущего дерева и дальше, к полям.