Выбрать главу

Он действовал наобум, но по выражению лица собеседника понял, что попал в точку.

– Когда я рассказал об этом вашему приятелю, – сказал Платон Аркадьевич, дернув ртом, – он стал смеяться и говорить, что я перепил.

– А вы не пьете?

– Нет. Ну, пью, но в меру. Не до такой степени, чтобы…

– Так что вы видели? Призрак во тьме?

– Нет. Летящий стол днем.

– Э?

Ничего более умного Опалину в голову не пришло.

– Я видел стол, – отчеканил учитель, – который летал по комнате. Ясно? Вопреки законам притяжения, вопреки… вопреки всему. Он парил под потолком, покачиваясь туда-сюда. Поплыл к окну, потом остановился и направился ко мне. А потом он опустился на прежнее место и застыл.

– И вы это видели? Собственными глазами?

– Дурацкий вопрос, простите. Чьими еще глазами я мог это видеть? И нет, я не был пьян. Спросите кого хотите, они вам скажут, что я не пью. Более того, я… Я подошел к этому проклятому столу и стал щупать его. Я хотел убедиться, что там нет… ну… никаких веревок, которые объясняли бы этот трюк. Но это был обычный старый стол, понимаете? Комната была ярко освещена, и в ней никого не было. На всякий случай я проверил соседние комнаты, но они были пусты. Никого. Только…

– Только – что? – не выдержал Опалин, когда пауза слишком уж затянулась.

– В соседней комнате я нашел портрет. Я точно помнил, что раньше видел его на чердаке. Не знаю, как он вообще уцелел. Лидия Константиновна говорит, что раньше в доме было много картин, но почти все погибли. Правда, большинство из них нарисовала Зинаида Станиславовна – она баловалась живописью. Кажется, один из ее любовников был художником…

– Так что с портретом-то? – не утерпел Опалин.

– А то, что непонятно, каким образом он оказался в комнате. Я пытался выяснить, кто принес его с чердака, но все смотрели на меня, как на сумасшедшего. Портрет просто перенесся с чердака в комнату, ясно?

– И кто же был на нем изображен? – спросил собеседник, почти уверенный, что знает ответ наперед.

– Как кто? Сергей Иванович Вережников, – ответил учитель.

Глава 7

Трель соловья

Вечером того же дня Опалин сидел в своей комнате на кровати и смотрел на натюрморт на противоположной стене. Сумерки вползали в открытое окно, и где-то в саду пел соловей. Иван не зажигал света. Ему хотелось разобраться в своих ощущениях. Картина, на которую он глядел, в полутьме казалась смутным пятном и оттого не отвлекала его от размышлений.

Поговорив с учителями, он собирался сходить в деревню, но неожиданно разразилась гроза, и Иван, чтобы занять себя, стал осматривать дом.

Он переходил из комнаты в комнату, пощупал стол, о котором ему рассказал Киселев, и убедился, что это обычный предмет мебели, не слишком легкий, но и не настолько тяжелый, чтобы его нельзя было сдвинуть с места. Данный факт, впрочем, никак не объяснял, почему стол ухитрился летать без крыльев и без каких-либо видимых приспособлений. Расспросив Лидию Константиновну, Опалин выяснил, что движущийся и стучащий сам собою стол, который она видела, был тот же самый и что раньше за ним любил сидеть Сергей Иваныч, проводя свои сеансы.

Затем Опалин пожелал увидеть портрет, который сам собою перенесся с чердака в бывший бальный зал на втором этаже усадьбы. С портрета глядел холеный старорежимный господин с остроконечной бородкой и усами. На вид в нем было не больше чертовщинки, чем, к примеру, в тарелке окрошки. Иван отвернулся от портрета и недовольно почесал нос.

Он осмотрел все помещения на обоих этажах усадьбы, не пропустив ни одного чулана, ни одного закутка. Наверху остатки былой роскоши и изящные колонны причудливо сочетались с покосившимися оконными рамами и отходящими от стен обоями, которые в иных местах висели лоскутами. Здесь еще оставалось некоторое количество мебели, но уже ощущался тот особенный нежилой дух, который обычно предшествует запустению и забвению. Несколько комнат на втором этаже были отведены для комсомольцев, и в одной из них старинная кровать с остатками балдахина соседствовала с бюстом Калинина и изображениями Ленина и Троцкого. Тем, кто жил в столице и пристально следил за происходящими событиями, было ясно, что товарища Троцкого выдавливают из партии, что его атакуют со всех сторон и что подняться ему уже не дадут. Однако в провинции не так хорошо держали нос по ветру, и, кроме того, следует сказать, что сторонников у Троцкого было немало и его слава создателя пролетарской революции работала на него еще долго.

Спустившись на первый этаж, Опалин заглянул к Киселеву. В комнате, которую занимал Платон Аркадьевич, на стене висел совершенно иной портрет – Лев Толстой, и вовсе не в виде хмурого старца с кустистыми бровями, каким его принято обыкновенно изображать, а в образе молодцеватого офицера с николаевскими эполетами. Заметив, что гость заинтересовался портретом, Киселев оживился, сел на своего конька и прочитал целую лекцию об учении Толстого, а также о его художественных произведениях. Слушая его, Опалин сделал только тот вывод, что его собеседник должен быть хорошим учителем.