– Да. Например, постирать свои грязные трусы вручную, а не с помощью пожилой старухи. – Бабуля Чин поддразнила, испустив томный вздох.
Пока старуха ворчала где-то там, на крылечке, Сыль пыталась построить из кома спутанных мыслей цельное предложение. Построить целую империю в голове намного проще, чем написать что-нибудь стоящее. Это проблема насущная. Особенно в последнее время. Каким бы не были идеи, изложить это на бумагу гораздо сложнее, чем многие думают. Бабуля Чин, к примеру, считает, что это проще простого. В отличии от её внучки.
Вот уже полгода у писательницы застои. Она не в состоянии и пару строк выписать, а что уж говорить о целой книге. Единственная книга, которая была дописана – это «Поднебесная азалия». Верхушка айсберга. Начало, а может и конец её литературной деятельности. После «Поднебесной азалии» все стало еще сложнее. Эта книга стала культом на китайском рынке и быстро разошлась по рукам среди ценителей и простых покупателей. Но больше руки Ми Сыль не дошли до пера.
– Не терзай себя, моя пташка, – женщина сделала паузу, посмотрев на внучку, – все образуется, как только ты расслабишься.
Бабушка Чин давала дельные советы. Она все переживала за внучку, которая старательно пыталась приложить все усилия, но выходило все еще скомкано. Старания стараниями, а ремесло все еще стояло на месте, не двигаясь ни в одну из сторон. Даже если получалось плохо, Ми Сыль переписывала.
– Что есть дар, то есть погибель. – сказала бабушка Чин. – Может оно и к лучшему?
К лучшему? Что к лучшему? То, что она не может отписать пару строк, хотя из кожи вон лезет, лишь бы написать что-то стоящее.
Пустые разговоры не грели душу, лишь нагружали излишне. И пока внучка и бабушка пытались внести конструктив в свой диалог, у ворот нарисовались парочка шицзы*. Двое крупных мужчин требовательно постучали по обветшалой двери, ожидая ответа. И весьма нетерпеливо. Ми Сыль оглянулась на бабушку, как бы спрашивая, что им делать. Но, Чин решила взять инициативу в свои руки и уверенной, но медлительной походкой поплелась к воротам.
Легким движением руки, женщина отперла щеколду на потертых воротах, приоткрывая слегка, но не до конца. Глаза старухи исследовали двух незнакомцев, что походили на самураев. С её губ слетела усмешка.
– По чью душу явились, голубчики? – спросила пожилая женщина.
Шицзы переглянулись, хмыкнув в унисон. Им здесь явно были не рады. Но, разве это их заботит? Нет, не то чтобы. Молчание напрягло бабулю. Напряжение так и собиралось в воздухе, а глаза её исследовали каждый дюйм униформы этих треклятых шицзы.
– Бабка, – более высокий мужчина заговорил первым, – император требует аудиенции с девчонкой.
Глаза старой расширились. Она почти всю жизнь избегала этой минуты. А вдруг её маленькую азалию запрут в одной из самых темных темниц или подземелье? А может, отдадут под венец какому-нибудь извращенному чиновнику? Страхи воплощались в жизнь. И только мысли Чин начали блуждать где-то там, за пределами здравого смысла, как один из шицзы прервал бабушку.
– Аудиенция, а не казнь. К чему эта драма? – раздраженно спросил один из мужчин. – Просто приведи девчонку.
С яблони повалилось пара яблок. Дурной знак. Эти «стражи порядка», что должны охранять ворота, заявились без предупреждения не в свой дом и смеют что-то требовать. Но семья «Юн» не лыком шита. Из каждой ситуации есть выход. Даже если кажется, что она безвыходная. Это был завет.
У императора всегда был свой подход к народу. Во времена правления его деда все было гораздо проще, а этот рубит с плеча, едва пораскинув мозгами. Больной разум и смута в сердце печалили ни в чем неповинных людей, которые мирились с нынешними идеологиями императора, что был околдован собственными предрассудками.
– Я хочу... – бабуля запнулась, а затем добавила более уверенным тоном, – нет, я требую объяснений!
Шицзы снова переглянулись между собой. Их терпение было на исходе. Время бежало в никуда и не очень хотелось растрачивать его на перебранки с какой-то старухой из провинции. Стража бесцеремонно толкнула ногой хрупкие на вид ворота, прорываясь внутрь.
Сыль зацепилась глазом за незнакомцев, оставив бумагу в покое. Вот так врываться на чужую землю? Девушка была сбита с толку. Её тело, словно по безмолвному зову, оторвалось от табуретки.
– Убирайтесь! Немедля! – воскликнула писательница, делая шаг навстречу.