Она уже прошла половину камеры, когда заметила, что он дышит. Теперь она могла вернуться назад.
Но она подошла ближе.
Его тело было покрыто рубцами от палок, а кожа блестела от пота. Его дыхание было не таким, как раньше, когда он спал, теперь оно было поверхностным и неровным.
Рут все еще мучило осознание того, что она голая. Разбудить его или дать отдохнуть? По правде говоря, ей бы очень хотелось, чтобы он проснулся. Ничто из того, что он скажет, не улучшит ее самочувствия, но, по крайней мере, он попытается и это отвлечет ее. Она хотела, чтобы он смотрел на нее спокойным взглядом своих темных глаз и успокаивающе урчал. Она хотела, чтобы все было так, как раньше, этим утром, вчера… Неужели она пробыла здесь целых три дня?
Разбудить его было бы подло. Она должна позволить ему оправиться от этого сурового испытания. Но она не могла вернуться, сидеть голой и замерзшей на своей стороне камеры и просто ждать, когда он проснется. Она протянула руку и нежно провела пальцами по тыльной стороне его ладони.
— Грон… — прошептала она. Ничего. Он был в отключке. Она попыталась еще раз, потреся его за руку чуть сильнее. Она чувствовала себя ребенком, которому приснился кошмар, и, испугавшись, он пытался разбудить своих родителей. Это казалось нелепым, но в камере было слишком тихо и слишком темно, она просто хотела, чтобы он проснулся. Отпустив его руку, она нерешительно потянулась к нему. — Грон…
Как только ее пальцы коснулись его, он вздрогнул и проснулся. Он сел, приняв оборонительную позу, явно готовясь к нападению, стараясь сосредоточить на ней свой взгляд, пока его полусонный разум пытался понять, что он видит. Она подняла руки, словно показывая, что безоружна, и попыталась спрятать грудь за коленями. Грон обвел взглядом камеру и люк, потом снова посмотрел на нее, не обнаружив угрозы. Рут заметила, что он двигался не так быстро и уверенно, как она привыкла. Должно быть, он еще не оправился.
Он был явно растерян, и ей стало стыдно за то, что она его напугала. Она обхватила себя руками и изобразила дрожь, проведя несколько раз руками вверх и вниз. Его взгляд упал на ее грудь. Ладно, похоже, он не понял ее намерений. Она вся задеревенела от того, как сильно сжалась в комок, пытаясь прикрыться.
— Мне холодно, — произнесла она, прекрасно понимая, что это ничего не изменит. — Грон.
Она снова потянулась к его руке, и он отдернул ее на дюйм или два. Она чуть не завыла, ничего не добившись. Дело дрянь. Она окоченела, проголодалась, уже несколько часов ничего не пила, что плохого в том, что ей просто хочется обняться и вздремнуть?! До сих пор ей приходилось несладко, и она все бы отдала, чтобы пару секунд подержится за руки, но ее все еще отвергали, как прокаженную. Она сойдет с ума, если он не уступит. Она отказывалась верить, что он родом из общества, которое не терпело прикосновений ни при каких обстоятельствах, и даже если это было так, она была бы очень признательна, если бы он сейчас поступился своими принципами и просто вымыл руки, когда они выйдут из этой проклятой камеры!
Ее вдруг осенило, что он, возможно, женат или что-то в этом роде, и именно поэтому прикасаться к ней было запрещено. У него могла быть миссис Грон и куча маленьких Гронов, ожидавших возвращения папы домой, и он хотел вернуться с чистой совестью. Возможно, он хотел сказать своей любимой, что не касался другой женщины, пока был вдали от дома, а она пыталась помешать в этом ему.
Но он уже прикасался к ней раньше. Проблема возникала, только когда она пыталась сама дотронуться до него.
«Плевать», — подумала она. Она не пыталась залезть в его несуществующие трусы, речь шла о выживании. Он мог неправильно толковать ее действия, но он поймет это, когда ничего не произойдет. В данный момент она была готова загнать его в угол, если потребуется. Во всяком случае, она согреется, гоняясь за ним по камере. Она больше не боялась его и мысли не допускала, что он нападет на нее.
Рут снова потянулась к его руке, чуть быстрее. Не схватив, но и не дав ему возможности вырваться. На этот раз она его коснулась, но он не отстранился. Мех на тыльной стороне его ладони показался ей странным. Он был грубым и густым, но его пальцы и ладонь были точь-в-точь как у человека. Он сказал ей что-то, похоже, что-то важное, но она не знала, как реагировать. Он мог сказать все что угодно, а смотрел на нее так, словно просил что-то сделать или не делать, не надеясь добиться своего. Что ж, нарушение табу, вероятно, всегда приводит к такой реакции.