"И чего разбушевалась? Чего на нее нашло?" — подумал Затонов, без дальнейших пререкательств удаляясь в указанном направлении. Знал, что в такие моменты — тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо, редко случается — с женой лучше не спорить. И закрылась от прямой связи как силовой броней. Надо будет напомнить, чтобы для родителей пару шприц-ампул оставила. Старички, слава всем богам, еще были живы — это было первое, что проверил Павел, когда смог подключиться к сети этой базы. Обещания на счет денег Довлатов, конечно же, не выполнил. Даже копеечную пенсию за пропавшего во вражеском тылу сына не дал. Строго наоборот — записал в предатели, как якобы сбежавшего к противнику на новейшем тяжелом истребителе. Ну да как аукнется, так и откликнется — такие вещи забывать нельзя.
Ополоснулся Затонов быстро, разве что голову почти две минуты под ионным душем держал, чтобы густые чистые волосы дыбом от электростатики встали — так их укладывать проще. В спальню шагнул и встал — жены в унисон ревели, сидя на постели в обнимку и поглаживая друг друга по голым спинам. Святая почувствовала взгляд мужа, повернула к нему лицо — под слезами было яркое-яркое счастье — и обрадовала:
— Сюзи беременна.
— На танцы не пойдем? — с облегчением спросил Павел и застыл, соображая, что ему только что сказали. На лицо сама собой вылезла глупая радостная улыбка от уха до уха — ну прямо как у дауна с недостатком умственного развития.
— То есть, как это не пойдем?! — с возмущенным криком вскочила Создательница. — Я танцевать хочу! — схватила Сабину за руку и потащила в ванную комнату. Еле успел перехватить и расцеловать мокрое, но такое сладкое от соленых слез лицо.
****
"Во дают!" — восхитился про себя Павел, наблюдая как залихватски отплясывают его жены с земными пилотами. Его самого кружила в танце высокая девушка с немного удлиненными пропорциями, рожденная вероятно на давным-давно терраформированном Марсе с его низкой гравитацией. Что удивило Павла, так это собственное отношение к землянам. Казалось бы, с искусственно сделанными в операционных косметических хирургов лицами и фигурами, он все равно относился к ним, как к равным себе. Не виноваты они ни в чем. Такими их сделала власть корпораций. Зашоренные пропагандой с рождения.
Когда музыка стихла, и дамы покинули кавалеров — кто-то просто с благодарным кивком, а некоторые, в основном гости с Наташки, присев в классическом реверансе — Сюзанна со Святой отошли к музыкальному серверу и долго с ним колдовали-настраивали. Потом проскользнули на сцену громадного зала и застыли, склонив головы. Свет внезапно пригас, оставив яркое пятно на двух девушках в простых воздушных белых платьицах, ничего особо не скрывавших в их совершенных фигурах.
Где-то в вышине появился тихий вначале высокий звук, внезапно ударивший по ушам громом литавров. Музыка была то плавной, как текущая по широкой реке вода, то вдруг взвинчивала сумасшедший темп до взрывного ритма. В ней было все — и высокие медленные тона Чайковского из "Лебединого озера" и "Спящей красавицы", и безумные переходы "Турецкого танца с саблями" Хачатуряна. А девушки, до того застывшие на сцене как два изваяния — даже дыхания заметить было нельзя — вдруг изящно взмахнули прекрасными головками, отпуская на волю свои длинные локоны, окутываясь волнами струящихся как тяжелая ртуть густых волос. Затем ожили и взлетели вверх сильные руки, почти бесстыдно привлекая внимание к едва прикрытым чуть выше сосков полным грудям. Синхронно задвигались практически плоские мускулистые животы, отчетливо видимые сквозь тонкую ткань платьев. Плавно поплыли из стороны в сторону налитые силой широкие бедра. Женственно, но, ни в коем случае, не вульгарно. Резкий поворот вокруг себя, заставивший разлететься свободные юбки почти горизонтально, открывая при этом совершенные длинные загорелые ноги до ярко белых трусиков. Темп резко возрос — под тяжелые басы контрабасов и взвизги скрипок фигуры вдруг размазались в воздухе, позволяя взгляду выхватывать в отдельные моменты то метнувшуюся как нападающая змея руку, то взлетевшую казалось высоко-высоко стройную ногу в хрустально прозрачной туфельке.
Вихри, рвущие время, сливались с пляской теней. Светлое и черное, огонь и безумие, жизнерадостный смех и горькие слезы, осколки зеркал… танец наслаждения между жизнью и смертью. Две фигуры то сливались в единое целое, то вдруг удалялись далеко-далеко. Иногда ласкали друг друга мягкими движениями удивительно гибких рук и ног или внезапно начинали избивать резкими ударами сильных бедер, встречаясь на невообразимой скорости. Взлетали и падали, извиваясь, как огненные саламандры в короне пылающих звезд. Или внезапно затухали пылинками в луче света, неожиданно вновь вспыхивая сумасшедшими шажками на самых кончиках давно потерявших туфельки пальчиков ног.