— Эй?!
Парня трясло в ознобе, зубы пристукивали, над полной губой дрожали бисеринки пота. Я присел, едва контролируя яростное желание своего организма наброситься на беспомощный десерт, минуя прелюдии, потрогал диагностика за плечо, без усилия подхватил.
— Рикки? Совсем хреново? Дурачина! — Тело парня было лёгким и напряжённым, как пружина.
— Нгхм-м-м… нет, не надо! Прошу! — он всхлипнул в моих руках, пряча лицо в ладонях.
— Глупый! Чего не надо? — я скрипнул зубами.
Кровь стучала в моих висках, член закаменел в штанах и был готов взорваться от напряжения. Я прокусил губу до крови, пока не подлетел к кровати Мулины. Простыни были пропитаны его влагой и крышесносным ароматом.
— Рик, Рикки… малыш… — Колени мои подкосились, я рухнул у постели этой заразы, поглаживая тонкую хрупкую ладонь с длинными пальцами. Уйти не было сил, я терял остатки самообладания, пытаясь отползти в коридор, но запах был повсюду. Риккон призывно застонал, разметавшись по простыням.
— У…хо…ди! Не смо…три!
— Не мог-г-гу! — выдавил я, сжигаемый изнутри, и схватил, сжал, притиснул омегу к себе с нежной деликатностью медведя в брачный период.
Мой рот накрыл его дрожащие губы, растерзал жадным поцелуем; нежно кусая, посасывая, вылизывая, отметил цепочкой нетерпеливых ласк щёку, линию подбородка, беззащитную тонкую шейку с бьющейся жилкой, плавный изгиб красивого плеча. Чего это со мной такое происходит? Его сладость похожа на попробованное впервые вкуснейшее лакомство!
— Ли-и-ив! — Он выгнулся в моих руках жаркой гибкой лозой.
— Да, мой хороший! Ма-а-аленький! Потерпи! — Я метил его, мало что соображая, влекомый лишь желанием поглотить Рика целиком и без остатка, раствориться в нем, украсть его всего. И плевать, что закопать хотел с момента нашего знакомства — сейчас природа явно издевалась и мстила.
Клочки одежды сползали с моего омеги, так же как и моя спецовка трещала по швам.
Вот и я, Рикк! Смотри!
Парень окинул меня полудиким от страсти взглядом, меня, оплетённого узлами литых мускулов, меня, огромного, как тролля. Омежка сладко облизнул припухшие губы, прижал руки к груди, но вдруг в дурных затуманенных течкой глазах мелькнуло отрезвление.
— Уйди, нет!!!
Я навис над Рикки неотвратимой волной, угрюмо покачал головой.
— Проще сдохнуть на месте, малыш! — мой голос больше походил на рокот далекого грома. — Не понял ещё? Ты — мой! И я беру тебя немедленно… всего!
Риккон сжал колени длинных красивых ног — да он весь был до чёртиков красив! Сводил меня с ума, зараза! Хотел, но не давал, и это странным образом привело в чувство.
— Зараза ты моя хроническая! — я осторожно поцеловал впалый дрожащий животик. — Пожалуйста, не бойся, сладкий, маленький, единственный!
Где я набрался этих ванильных словечек, твою душу в рай?!
Я добрался языком до набухших пуговок сосков, втянул жадным ртом один, лаская пальцами другой, впитывая трепет тонкого тела, стараясь не допустить даже малейшего дискомфорта. Я целовал нежно, без грубого нетерпения, без лиловых засосов и укусов, едва не теряя сознание от его молящих всхлипов.
— Не хочу… Ведь ты… меня не любишь! Не хочу! — вдруг прошелестели искусанные спелые губы омеги.
Я вздрогнул, как от удара, отдёрнулся, ощущая себя едва ли не полным подонком и животным. Разве я задумывался о подобном чувстве? Искал его? Я хотел, но… правда, не любил.
— Ты прав, малыш. Прости, — я сел на край постели, шумно дыша, успокаивая бешено пробивающее грудную клетку сердце.
Риккон повернулся спиной, опять сжался, подтягивая коленки к подбородку, предоставляя моему темнеющему взору беззащитный упругий зад, блестящий от смазки.
— Оставить тебя одного в таком состоянии и без охраны, да? — мрачно спросил я, понимая, что неудовлетворение в паху, заложило уши, и пылает горло.
— К вечеру… отойду. Это первый день тяжело, потом легче.
— Я тебе там… дверь вынес. Замку, кажется… хана.
— Есть обычный запор. Он должен был уцелеть.
— Встать сможешь, чтобы запереть?
Риккон оглянулся через плечо, виновато-трогательный, измученный течкой. Я невольно потянулся к нему, погладил по влажным от пота волосам.
— Я могу… посидеть с тобой, если хочешь.
— Нет. Тебе же невмоготу… — Рик опустил печальный взгляд на мой неопадающий горделиво подрагивающий член, невольно сглотнул, его попка поджалась. — Как принять… такое… в себя? — он словно начал диалог сам с собой.
Я выдохнул и сел на пол: странный народ эти омеги, вот бы я с задницей разговаривал. Буйство и неудовлетворение ещё кипели в крови, но в голове немного прояснилось. Через полчаса вырубился, даже не заметив, привалившись щекой к краю постели. Сквозь пелену сна я слышал, как парень звонил на базу, что-то терпеливо и тихо объяснял, потом меня милостиво укрыли пледом.
— Папу твоего! — я подскочил. — Вивьен!
Риккон поднял взъерошенную голову с подушки.
— Уходишь? — робко спросил парнишка.
— Остаться? — я выразительно перевёл взгляд на собственный стояк, который спать и не думал, откачивая на своё бодрствование кровь литрами. — У меня встреча.
— Тогда, спа…сибо. Иди. — Мне показалось, или мордаха стала ещё печальнее?
— Нда-а-а, — я, раскачавшись, встал — вот это меня продинамили!
— Я думал, ты будешь пахнуть мускусом и амброй, а у тебя аромат хвойного леса после дождя, — вдруг шепнул этот дурачок.