— Конечно! — ответил я, — Три «о». Как не запомнить! Видать уважаемый человек за рулем был!
— Три нуля! — сплюнул Дима и мотнул своей вихрастой еврейской головой с черными кудрями.
Забрав мою страховку, вернулся к себе в машину заполнять бланки.
Подъехала машина ГИБДД. Остановилась позади, включив аварийные сигналы.
Вылезший из нее сотрудник был круглолицым капитаном с густыми рыжими усами, спадающими по-белорусски вниз. Обойдя вокруг грузовика, он поманил меня пальцем из кабины. Я молча спустился к нему.
— И что? — спросил он.
— ДТП, — ответил я.
— Где второй? — снова спросил он.
— Сбег, — ответил я кратко.
Видимо, этот гаишник тоже не любил болтать попусту и, замолчав, обошел вокруг моего грузовика.
— В чем ущерб — спросил он, возвращаясь снова ко мне.
Я пошел с ним вместе и показал погнутое заднее крыло с разбитым отражателем и поцарапанную непонятно когда крепежную раму, расположенную под кузовом.
— Так, так, — послышалось мне в мычании гаишника, качающего головой — Номера запомнил?
— Конечно, товарищ капитан, — обрадовался я, что дело сдвинулось.
Милиционер еще хотел что-то сказать, но увидев желтую иномарку с логотипом страховой компании и пишущего в ней Дмитрия, промолчал. Он подошел к своей машине и сказал напарнику, чтобы вышел и замерил расстояния. Тот нехотя вылез из теплой десятки и, достав блокнот, стал зарисовывать обстановку. Капитан, изучив мои документы, вернул их обратно.
— Так какая машина тебя сбила? — сощурился он.
— Черный мерседес, — ответил я, назвав номер.
Гаишник усмехнулся.
— Так что, будем искать? — спросил он.
— Конечно товарищ капитан, — отозвался я, — ущерб-то надо взыскивать. К тому же сейчас по закону арест полагается!
— Полагается, полагается, — едва слышно сказал он, что-то обдумывая, — а потом когда мерсюк найдем, с заявлением не прибежишь?
— Каким заявлением? — не понял я.
— Ну что ты все придумал, и никто в тебя не врезался.
— Я не вру, товарищ милиционер! — возмутился я.
— Верю, что не врешь! — ответил он. — Уж больно номера серьезные. Ну так что, будем оформлять?
— Конечно, — ответил я, подумав, что этот капитан точно выдаст мой домашний адрес толстяку из мерседеса. Ну что ж поделать. Каждый зарабатывает себе на жизнь как может.
Капитан забрал мои документы и пошел к себе в машину, сказав, что позовет меня.
Можно было бы не волноваться, вроде все в порядке. Но я всегда переживаю за доверенность. Оформляю ее у знакомого нотариуса, поскольку машина принадлежит одному моему приятелю по имени Павел, который отдал мне ее в аренду. Денег я ему давно не плачу, хотя думаю, они ему нужны, если он еще жив.
Я не знаю, где он. И милиция, которая его ищет, не знает. Он был директором огромной бани на Таллиннской улице и даже одно время депутатом района. Почему и смог стать директором. Я работал у него на этом грузовике, и он делал вид, что платил мне деньги. Конечно, я регулярно за что-то расписывался, но ничего не получал.
— Тебе машину дали? — спрашивал он меня, и сам же отвечал, — Дали! Так вот иди и работай на меня и на себя.
Когда я задолжал за несколько месяцев аренды и он пригрозил отобрать машину, мне пришлось пойти к Сашке Шмелеву и рассказать, что в бане под лестницей черного хода стоит ящик с гранатами, а в кабинете директора хранится пистолет. Гранаты я увидел случайно, когда искал трос для погрузки. А пистолетом он постоянно махал перед моим носом, когда напивался, показывая какой он крутой.
В последний раз я видел этот пистолет, когда следователь показывал его понятым. Я был недалеко и разглядел стальной длинный ствол, идущий от барабана. Он был слишком большой и потому казался не боевым: газовым или просто игрушкой. Но следователь сказал, что тот вполне пригоден для стрельбы настоящими патронами, которых в сейфе было предостаточно.
Павел был невысокого роста, лысый, в то время лет сорока. Плоское лицо его постоянно улыбалось, но как-то невесело, криво. При этом он наклонял голову набок. Отчего казалось, что правый угол рта невидимая нить тянет к плечу, а левый перекашивает судорога. Лицо с узкими щелками зеленых глаз становилось ехидным и надменным, словно он знал про собеседника такое, о чем тот и не догадывался.
Такое лицо у него было, даже когда его выводили в наручниках милиционеры, и он глядел на меня, словно знал обо мне что-то такое, за что его скоро отпустят. Его действительно отпустили через трое суток, но в бане уже был переполох.