-- Обнорский был совершенно прав. Там, внизу, подлинный авторский слой. Там -- "Диего де Сильва Веласкес. 1599-1660". Взгляните, какие мягкие, свободные, разнообразно положенные мазки различной величины, формы и плотности.
Возвращаются художница и Пчелкин. С убитым видом он несет фальшивую "Инфанту".
-- Действительно что-то светится... по-разному... -- Тут Пчел-кин замечает "Подпаска". Взор его зажигается ненавистью и сами собой сжимаются кулаки. Неряшливый парнишка кажется ему почти живым врагом, которого хочется отлупить нещадно.
-- Это тот самый прохвост с огурцом?! И под этим пугалом огородным... Нет, этого просто не может быть!
-- Рад бы вас утешить, голубчик, да нечем. Мы и второй способ испытали -- рентгено-флуоресцентный. В разные периоды, види-те ли, один и тот же цвет, например, синий, достигался красками разного химического состава. Синий пигмент в вашей "Инфанте" содержит и железо, и кобальт. Художник употреблял красители современного фабричного изготовления.
-- Я не знаю про железо и про кобальт, но она же старая картина! -Пчелкин снова хватается за свою "Инфанту". -- Вы посмотрите -- на ней трещинки по всей поверхности. Возьмите лупу...
-- Без лупы вижу. Но ваши трещинки... Растолкуйте ему, Ироч-ка.
-- Есть несколько мошеннических приемов, с помощью кото-рых можно быстро состарить полотно, -- объясняет женщина. -- Например, пишут картину в тепле, потом выставляют за окно, потом снова в тепло. Иногда откроют холодильник и прямо к нему привяжут. Естественно, краски трескаются, но трещинки другие. Это, -- указывает она на "Инфанту", -- не след веков, а холодильное производство.
-- Не могу поверить, такая красивая!
x x x
Пчелкин немного оправился от пережитого потрясения и, сидя в кабинете Зыкова, намерен упорно защищаться.
-- Ну теперь я жду подробного и правдивого, подчеркиваю -- правдивого, рассказа о том, как стало возможным, что в музее произошла кража, -- строго начинает Зыков.
-- Не знаю, как стало возможным. Моей вины тут нет.
-- Разве не на вас лежит забота о сохранности музейного имущества?
-- Я ли не заботился! -- всплескивает руками Пчелкин. -- До меня был один сторож, при мне -- два, дневной и ночной. Вы представляете, что такое выбить лишнюю ставку? Я выбил!
-- Проверим.
-- Проверяйте. И сигнализацию, кстати, я выбил. Заставил купить новейшую усовершенствованную систему. Целый год докладные строчил.
-- И потом монтировали ее при всем честном народе.
-- Да никто не обращал внимания!
-- Детский разговор, товарищ Пчелкин. Повторяю: почему вы не закрыли музей для посетителей на время работ?
-- Чтобы не закрывать его для посетителей.
-- Вы считаете ответ достаточен для протокола?
-- Да поймите, товарищ следователь, бригада из областного центра возилась три дня, а тут разгар сезона, то и дело экскурсии. Наш музей -обязательный пункт туристского маршрута. И вдруг мы запрем двери, и десятки людей, многие издалека...
-- Иностранные туристы тоже были?
-- Т-тоже, -- с заминкой выдавливает Пчелкин.
-- Весьма характерно. И не исключено, товарищ Пчелкин, что именно вследствие этой халатности воры получили доступ к картинам. Следующий вопрос: с какой целью вы замяли историю с кражей?
-- С целью оградить репутацию музея и вообще... не будора-жить общественное мнение.
-- Я предупреждал, что жду от вас правды, товарищ Пчелкин. Где и кем вы работали прежде?
-- Завотделом в области, в Управлении культуры.
-- Назначение директором музея -- понижение?
-- Ну... отчасти, -- мнется Пчелкин.
-- За что вас сняли?
-- Ну... не поладил с начальством.
-- Повторяю, с какой формулировкой вас сняли?
-- Строгий выговор за нарушение финансовой дисциплины. Но это сплошь интриги!
-- Да?
Пчелкин клятвенным жестом прижимает ладонь к сердцу.
Однако на Зыкова клятвы не действуют.
-- Если бы Управление было поставлено в известность о проис-шествии, вам угрожало бы новое взыскание, не так ли?..
-- Они, конечно, рады придраться, -- злится Пчелкин. -- Могли бы загнать в деревню. Сельский Дом культуры.
-- То-то же! Не о чести города вы пеклись -- о собственной карьере. А в результате следствие началось полгода спустя. Вы оказали ворам неоценимую услугу своим молчанием, товарищ Пчелкин! Надеюсь, неумышленно.
-- Надеетесь? -- вскидывается Пчелкин. -- То есть, вы не уверены, что я... Это уж слишком! Возможно, человек оплошал, однако это не дает вам права сомневаться в моей порядочности!
-- Отчего же? Такое право у меня есть.
-- Но... нелепо же подозревать, будто я сам у себя взял и...
-- А чем может быть опровергнуто такое, к примеру, допуще-ние, что подмена в музее была произведена давно? И что имита-ция кражи послужила лишь средством замести следы?
Пчелкин ошарашенно молчит.
-- А, товарищ Пчелкин? Жду ответа.
От отчаянности ситуации Пчелкин обретает даже некое спо-койствие.
-- Если на то пошло, -- заявляет он, -- чем вы докажете, что эта замазанная "Инфанта" была украдена из музея? Может, у нас с самого начала висела копия с цинковыми белилами! Когда карти-ны принимали, их не просвечивали кварцем! Таланов мог сам заблуждаться относительно подлинности Веласкеса!
-- Ход неглупый, товарищ Пчелкин, -- сухо усмехается Зыков.
-- Вы могли бы на этом поиграть. Но есть одно досадное обстоя-тельство. Мы послали в музей группу экспертов, и сегодня утром мне сообщили, что из восьми похищенных полотен возвратились лишь два настоящих. Все остальные -подделка. Таким образом, украдено шесть картин.
-- Шесть? -- шепчет Пчелкин.
-- Шесть, товарищ директор, шесть. Кто-то славно потрудился, заготавливая фальшивки для подмены. И, между прочим, на ваших глазах. Да-да, на глазах! Точную копию по памяти не напишешь, надо сидеть в музее. Вспоминайте, кто сидел.
-- Я постараюсь вспомнить... Надо собраться с мыслями... сей-час не могу...
-- Вы не фиксируете, кто допускается в зал для копирования? -изумляется Зыков.
-- Нет, у нас не принято...
-- Мне придется писать целую поэму в Министерство культуры.
-- В Министерство культуры... -- эхом вторит Пчелкин. -- И вы напишете, что во всем виноват я!
-- Я изложу факты.
-- Послушайте, я ведь уже и так пострадал! У меня лично тоже украли, я только не говорил. Замшевый пиджак был в кабинете. Блок сигарет "ВТ". Журнал иностранный, один турист мне оста-вил. Совершенно потрясный... для мужчин, понимаете? И еще несколько книг.
Зыков немедленно берет на вооружение новую информацию.
-- Пиджак? Размер, цвет, особые приметы?
-- Пятидесятый, коричневый, прорезные карманы. Болгарс-кий. Почти не ношеный.
-- Книги какие?
Зыков спрашивает и одновременно быстро записывает:
-- Каталоги живописи. И одна очень дорогая: "Искусство Фаберже". Редчайшая книга!
-- Год выпуска, формат?
-- Лондонское издание семьдесят второго года. На английском языке. Мелованная бумага, шикарные иллюстрации. Роскошная книга.
-- Как она к вам попала?
-- Наш местный художник подарил, Шапошников. Привез из поездки.
-- Проверим, проверим. А теперь последний на сегодня вопрос. Картины, переданные музею Талановым, находились все вместе?
-- В одном зале.
-- И висели подряд?
-- Да, под общей табличкой. Две стены целиком.
-- Их расположение было неизменно?
-- В общем, да.
-- Что значит "в общем"?
-- Ну, однажды я кое-что перевесил...
-- Перевесили? -- настораживается Зыков. -- Что именно и куда?
-- Врубеля и Венецианова поднял повыше, -- устало отвечает Пчелкин, -а двух испанцев загнал вниз. Просто поменял места-ми в экспозиции.
-- В чьем присутствии перевешивались картины?
-- Антипыч помогал, сторож, и еще кто-то был... Какая разни-ца?..
-- Большая разница, товарищ Пчелкин. Это может стать един-ственным свидетельством в вашу пользу.