Сопровождающий хорошо знал дорогу. Несколько раз он останавливался, поджидая Юрия и, молча прижавшись к земле, бесшумно полз впереди через какие-то завалы, баррикады, груды камня и глубокие рвы, пересекавшие дорогу. Порой Юрий отчетливо улавливал приглушенный немецкий говор, один раз почти рядом мелькнул красный огонек и запахло сигаретным дымом. Потом донеслись негромкий металлический лязг и неторопливо удаляющиеся шаги.
Юрию начало казаться, что дороге не будет конца, что они идут уже целую ночь. На мгновение охватил страх: "Не успею до рассвета. А утром не пройти..." Он бессознательно ускорил шага и, неожиданно налетев на проводника, едва не вскрикнул. Тот предостерегающе прижал к его губам ладонь и молча потянул его вниз.
- Дальше пойдешь один, теперь уже рукой подать до своих, - шептал Юрию проводник. - Будь осторожен. Ползи вот через те проволочные заграждения.
Лежа на земле, Юрий перед самым носом различил косматую сетку проволочных заграждений и, вслушиваясь в ночные шорохи, осторожно пополз под проволоку. Ползти было трудно. "Еще, еще, - подбадривал себя Юрий, - тут метров пять-десять осталось. Только бы ракету не пустили... А, черт! За что-то зацепился!" Он нетерпеливо дернул ногой, пытаясь освободиться от того, что его держало, и... ослепительное красное пламя прыгнуло на него. Мелькнула мысль: напоролся на мину.
Передовая мгновенно ожила. Зашипели и захлопали ракеты, с обеих сторон сыпанул горох автоматных очередей, торопливо закашляли минометы. Но Юрий не слышал и не видел этой яростной свистопляски огня и грохота. Он не знал, сколько это продолжалось, не чувствовал, как кто-то осторожно тащил его по жесткой, пахнущей горелым металлом земле. Первое, что он увидел, была полосатая тельняшка и черная ленточка с золотым якорьком. Дикой радостью ударило в сердце: "Дошел! Свои:!" И тут же захлестнула боль. Цепляясь за обрывки сознания, он прохрипел полосатой тельняшке:
- Семнадцатого... Утром... Немцы... Здесь. Три дивизии... "Нептун".
Ему казалось, что тельняшка то падает ему на лицо, то стремительно отскакивает назад и снова рябит перед самыми глазами... мешает вспомнить... Что? Что-то очень важное... Ага!
- "Мельдерес"... "Зеленое сердце"... Сердце... - Теперь он ясно увидел, что это его сердце мечется, бьется перед глазами. Оно стало стремительно расти, набухать и вдруг, не дав ему вздохнуть, бесшумно лопнуло!
Матрос еще минут пять сидел, склонившись к раненому, надеясь уловить чуть слышный шепот. Потом встал, снял бескозырку, коротко вздохнул.
- Все. Отчалил братишка. Срочно надо доложить капитан-лейтенанту.
***
- Та-ак, - печально резюмировал Островерхов. Значит, на мине подорвался? Но вы видели, что он погиб? Или это ваше предположение?
Проводник строго глянул на Островерхова из-под нависших косматых бровей, недовольно крякнул, пробурчал:
- Конечно, рядом не лежал. Но по шороху проследил за ним до самого взрыва. А дальше... Ракета. Успел заметить облачко дыма... Ну, тут пришлось самому ноги уносить... - Он опять неодобрительно кашлянул и обиженно умолк.
- А как же сведения? - вслух рассуждал Островерхов. - Как же их доставить? Как?
И вдруг без всякого перехода спросил, остановившись перед собеседником:
- А если морем?
- Не пройти, - сразу откликнулся проводник, мучительно думавший о том же. - Не пройти. У берега заметят. И в море лодочка не выдержит.
Островерхов продолжал стоять, не сводя требовательных глаз с проводника.
- Но ведь надо, Николай Николаевич, - почти прошептал он. - Так надо, что... Может, от этого судьба десанта, судьба города зависит. Понимаешь?
В комнате стало тихо.
Проводник так свирепо затянулся дымом из самокрутки, что цигарка вспыхнула и с треском брызнула искрами.
- Одному нельзя, - выдохнул он вместе с клубом дыма.
- Конечно, не один, - сразу заговорил Степан Григорьевич. - Вдвоем. Вы старый рыбак, вам море не страшно. А с вами пойдет связной.
- Уговорил, - хмуро улыбнулся рыбак. - Давай связного. Готовь. А я займусь лодкой.
- Погодите, а где ж вы лодку возьмете? - забеспокоился Островерхов. - Не надо бы вам никуда ходить. У нас припрятана спасательная...
- Спасательная, - ухмыльнулся рыбак. - В такой шторм? Нет уж, пусть она сама спасается, твоя спасательная. А я найду. Да ты не тревожься, - добавил он, видя, что Островерхов нахмурился. - Я без шуток. К которому часу подготовить?
- Думаю, часам к десяти вечера, - подумав, ответил Степан Григорьевич. - Последний срок. Сегодня ведь шестнадцатое. Завтра "Нептун" сработает. А наши, может быть, ничего не знают об этом.