И словно в ответ на ее просьбу во дворе что-то тяжко громыхнуло, из окон посыпались остатки стекол. Немцы быстро вышли из церкви. Люди заволновались.
- Кровь невинных обагрила воды реки Иордани! - возвысил голос священник.
- Не Иордани, а Кубани! - громко сказал кто-то.
- Слышите плач на реках Вавилонских, - уже кричал старик. - То царь Ирод пирует на земле христианской.
- Фашисты топчут нашу землю!
В церкви нарастал взволнованный гул. И вдруг что-то черно-красное сверкнуло в алтаре, грохотом и визгом ударило по церкви. Священник с распростертыми руками рухнул вниз. В передних рядах кто-то страшно закричал. Давя друг друга, люди кинулись вон из церкви. И тут ударил второй снаряд. Пробив церковную кровлю, он разорвался в самой гуще толпы. Максимовна упала навзничь и закричала, увидев кровь на груди внучки:
- Леночка-а!
Обессилевшая, она припала щекой к холодному каменному полу. И только теперь услышала грохот разрывов, крики и стоны людей. Снаряды рвались во дворе, на улице, вокруг церкви. А люди бежали, падали, проклиная и плача, безоружные, беззащитные и безвинные. Старуха потеряла сознание, а когда пришла в себя, уже все кончилось. Молча, с сухими безумными глазами, она ползла на коленях, волоча за собой тельце внучки. Отодвинула со своего пути уже остывшее тело невестки, выбралась на паперть, свалилась на камни. По двору расхаживали немецкие солдаты, негромко и равнодушно переговаривались. Толстый приземистый ефрейтор подошел к Максимовне, ткнул ее сапогом в бок, мельком глянул в исказившееся лицо старухи и перешагнул через нее. Женщина хрипло вскрикнула и вдруг с неожиданным проворством вскинулась, обхватила сухими желтыми руками солдатскую ногу. Фашист отшвырнул старуху ногой, поднял автомат, но, глянув в побелевшие от ненависти и горя глаза женщины, что-то сказал, от чего солдаты засмеялись, и, махнув рукой, пошел в церковь.
Старуха выползла за церковную ограду. Кто-то поднял ее, поставил на дрожащие ноги, попытался отобрать тело ребенка. Она не отдала. Тогда ее повели, поддерживая под руки.
... На другой день Григорий Сечиокно принес Островерхову свежие номера продажных листков "Утро Кавказа" и "Над Кубанью". Обе газетенки, захлебываясь, расписывали зверства "безбожников большевиков", якобы подвергших артиллерийскому обстрелу церкви на кладбище и на Стандарте в момент богослужения.
- Ну что ж, - сурово сказал Степан Григорьевич, прочитав, - расчет простой и гнусный: вызвать у населения злобу против Красной Армии. Мы не можем оставить это без разоблачения.
- Ну, это не трудно сделать, - откликнулся Сечиокно, - Я сам был рядом с батареей, которая стреляла по кладбищенской церкви.
- И что ж из этого? - остановил его Островерхов.
- Как "что"? - возмутился Григорий. - Я же сам видел...
- А кто ты такой, чтоб тебе так все и поверили?
Сечиокно растерялся. Островерхов искоса глянул на него, подошел к нему вплотную, положил руку на плечо.
- Голову не вешай, парень. А давай соображать.
Островерхов задумался.
- Представь себе, что ты находился во время обстрела в районе церкви. Что бы ты заметил, как военный?
- Ну... что? - нерешительно начал Григорий. - Прежде всего, снаряды рвались почти одновременно с выстрелом. Значит, стреляли с близкого расстояния.
- Верно, - поддержал Островерхов. - Убедительно. Еще?
- Снаряды были малого калибра, - уже увереннее продолжал Сечиокно. - А наши могут сюда достать только тяжелыми снарядами.
- Вот видишь, это и неопровержимо, и каждому понятно. Давай добавим к этому рассказы очевидцев. Фамилии называть не будем - можно людей погубить. А то, что они видели, расскажем. Другие очевидцы вспомнят, что тоже видели, но не поняли, а теперь поймут. Одна женщина говорит, что видела, как после первых двух выстрелов по кладбищенской церкви двое германских солдат прямо из церковного двора с кем-то говорили по полевому телефону, потом скрылись, а на церковь сразу же обрушились снаряды. Вывод ясен: это были корректировщики. Так?
- Пожалуй, так.
- Тогда бери карандаш и пиши листовку к гражданскому населению Новороссийска. Вот тебе бумага и полчаса сроку. Понял? А я пока уйду, чтоб не мешать.
Островерховцы разоблачили перед; населением провокации фашистов.
Безвестные
- Так что осмелюсь доложить, господин начальник, увесь город залепленный теми листами.
- Кто расклеивал? Хоть одного ты заприметил, выследил? - Сперанский злился и на себя, и на полицейского, который не мог вразумительно ответить на его вопросы.