- Ну-ну, не раскисай, Даша. Такая, видать, судьба у нас; все трудное в жизни нам достается.
Переполох
в полиции
Господин Кроликов, шеф полиции северной частиц Новороссийска, был расстроен. Час назад он получил очередной нагоняй от начальника гестапо северной части города господина Людвига Гофмана. Бранные слова обрушивал на своих подчиненных шеф полиции. Он не стеснялся в выражениях. Подчиненные смотрели на него с некоторым любопытством. И начальник отдела политического сыска Сперанский, плотно усевшийся в мягкое кресло, и палач при полиции для допросов и пыток Саркисов понимали своего шефа: ему всыпали и, что вполне возможно, не дали рта раскрыть. Теперь у него наступила разрядка. Ну, что ж, пусть отведет Душу.
- Господин Гофман недоволен вашей работой, - выкрикивал Кроликов. - Вы не оправдываете доверия, оказанного вам германским командованием... Полтора месяца вы не можете навести порядок... Полтора месяца. Есть причина для недовольства вами.
"Врешь, - думал Сперанский, - это твоей работой недоволен господин Гофман".
- Вы просто лентяи и трусы. Или еще хуже - тайные пособники большевиков и партизан, - распалялся Кроликов.
Саркисов недовольно поерзал на стуле. Сам, мол, трус и слюнтяй. И нечего перекладывать на других.
- Да, пособники! - кричал шеф. - Иначе чем прикажете объяснить появление этих грязных листовок не только в городе, но и в казармах охранного батальона? - Кроликов схватил со стола и потряс в воздухе листком серой бумаги.
И Сперанский, и Саркисов внешне никак не отреагировали на красноречивый ораторский прием шефа. Они знали, о чем идет речь. Еще вчера к Сперанскому пришел его сотрудник Васильев и, протягивая ему листок, доложил, что нашел его у себя на рабочем столе после обеда.
Пробежав глазами машинописный текст, Сперанский велел Васильеву ждать, а сам бросился к шефу. Сейчас Сперанский улыбнулся про себя, вспомнив, как полицейский чиновник Данила Крамер, числящийся переводчиком при полиции, прочитал вслух текст партизанской листовки, повертел ее в руках, положил на стол и медленно, с расстановкой произнес:
- Бумага та же. Шрифт тот же. Стиль и смысл те же. Смею утверждать: сделано там же.
- Я с вами согласен, герр Крамер. Эти листочки летят из одного гнезда, - зло сказал Кроликов.
Сперанский спокойно добавил:
- Но меня поражает такая деталь: удивительная осведомленность авторов листовок обо всех акциях германских властей и городской администрации.
- Что вы имеете в виду? - насторожился Кроликов.
- Я не говорю о первых двух листовках, - продолжал, обращаясь к Крамеру, Сперанский. - Хотя и там меня привлекли поразительно точные сведения о количестве арестованных, отправленных в концлагерь и расстрелянных большевиков и евреев.
Крамер не ответил на эти слова, Сперанский уловил еле заметную улыбку на его лице, И что в этом переводчике нашел герр Рудольф, этот зловещий человек, перед которым тянется в струнку сам Эрих Райх - военный комендант северной части города.
- А эта листовка, герр Крамер, меня особенно насторожила. О сущности приказа от 22 сентября знают только в гестапо да несколько ответственных людей в полиции...
- Я просил бы господина Сперанского напомнить содержание этого приказа, - явно начиная нервничать, поднял голос Кроликов.
- Да, герр Крамер, и я ознакомлен с этим приказом, - продолжал начальник политического сыска. - Как вы понимаете, в нем предлагается всем многосемейным и лицам в возрасте свыше 50 лет, желающим получать продукты питания с немецких складов, подать заявления в местную комендатуру. Мне также известно, что все подавшие такие заявления будут потом вызваны именными повестками и отправлены в концлагерь.
- Но я этого не знал, господа, - растерянно возра- зил Кроликов.
- А мы вас не подозреваем в передаче этих сведе- ний партизанам, - лениво процедил Крамер.
- И тем не менее партизаны ими располагают, о чем свидетельствует эта листовка. Они прямо призывают население уклоняться от мобилизационных и очистительных акций германских властей, не поддаваться на провокации, как они пишут. Уходить в горы, в партизанские отряды, саботировать восстановительные работы на предприятиях...
Сперанский с удовольствием вспоминал вчерашний день, когда случай с листовкой привел Кроликова в явное замешательство, и тот искал сочувствия и совета у начальника отдела политического сыска полиции. Ну и поделом.
Сперанский с детства был завистником. Он считал себя неудачником в жизни. Всегда помнил слова отца, который любил повторять, что счастье человека в ловкости ума и рук. До войны Сперанский работал кассиром на железнодорожной станции. С приходом немцев пошел к ним на службу, решив во что бы то пи стало, любыми средствами завоевать их благосклонность. Если не удастся служебная карьера, пойти по торговой части: жизнь, которую вел когда-то его папаша - нэпман, грезилась ему давно.