- Покажи, что ты там нашел, - потребовал Сперанский.
Долинец, опасливо ступая по зеленой ковровой дорожке, подошел к Сперанскому и передал ему черный от грязи шарик, величиной с теннисный мячик. Сперанский брезгливо взял его двумя пальцами, повертел перед глазами.
Он положил шарик на стол перед Кроликовым и обернулся к полицейскому.
- Ты, я вижу, начинаешь шутить, Долинец?
- Никак нет, ваше... господин начальник, - заторопился полицейский, - я йому казав: брось! А вин каже: ни, визьму. Я ему кажу: та на грецця воно тоби? Кынь! А вин: ни, там каже, у середки шось замотано. А я ему...
- Виктор Михайлович, - окликнул Сперанского Крамер, успевший взять со стола шарик и осмотреть его. - А ведь он прав. В шарике что-то есть.
Сперанский круто повернулся и подошел к Крамеру. Долинца словно ветром сдуло. Кроликов хотел было возмутиться поведением Сперанского, но раздумал и тоже подвинулся к Крамеру.
Переводчик неожиданно оживился, спрыгнул с подоконника, не глядя на Кроликова, распорядился:
- Анатолий Григорьевич, быстренько горячей воды. Ну... чаю, что ли.
Кроликов нажал кнопку и приказал дежурному принести кипятку.
- Вы знаете, господа, - разглагольствовал между тем Крамер. - Эти идиоты, каким-то образом проявили качества настоящих криминалистов. Просто удивительно, но этот, как его, Долинец или его напарник заметили то, на что кое-кто из нас, - он откровенно глянул на Кроликова, - пожалуй, не обратил бы внимания. Здесь какая-то бумага...
Принесли кипяток. Крамер бросил в него шарик, подождал, пока воск оплыл, выхватил комок и, расправив на столе смятые листки, с трудом прочел: "Руководитель группы - Степан Островер... помогают ему дочь Аза, сын Борис, родственники Семикины, Боднари (точно не знаю)..."
- Да это же... - Кроликов заговорил осипшим от волнения голосом. - Это же список партизан! Я и раньше подозревал...
***
Островерхов считал, что после ареста Попова и гибели большой группы коммунистов и патриотов надо выждать, дать полиции и гестапо успокоиться и поверить в свою победу над патриотическими силами города.
Через связных и в личных встречах с подпольщиками Островерхов успокаивал истосковавшихся по свободе людей, сдерживал нетерпеливых, подбадривал раскисших и давал поручения по ведению разведки и сбору оружия. Разведка, разведка и разведка - это было главным в течение всего мая. Карпов несколько раз выходил из себя, требовал активных действий, диверсионных актов, засад и налетов. Но каждая такая вспышка заканчивалась победой Островерхова и поддерживавшего его Юнашева.
Теперь самым деятельным стал "паспортный отдел". Борис Островерхов, Виктор Слезак, Надежда Денисова, Иван Семенович Романович, не разгибая спины, трудились над изготовлением всевозможных справок, пропусков, разрешений, подчищали и исправляли в паспортах даты рождения, прибавляя или уменьшая возраст, освобождая десятки людей от мобилизации на оборонные работы немцев или от угона в фашистскую Германию.
Островерхов навещал "фальшивомонетчиков", как он шутя называл группу подготовки документов, придирчиво проверял их "продукцию", удовлетворенный, благодарил усталых людей, рассказывал о событиях на фронте, о победах Красной Армии, пересказывал сводки Совинформбюро, которые слушал по радио. В свободные часы - их теперь было много, потому что Кроликов заставил Чеха уволить Островерхова с должности секретаря общины, - Степан Григорьевич кропотливо трудился над самодельной картой Новороссийского укрепленного района немцев, нанося все новые и новые огневые точки, доты, дзоты, артиллерийские и минометные огневые позиции, пулеметные гнезда, противотанковые заграждения, резервные рубежи обороны гитлеровцев, расположение их штабов и складов с боеприпасами. Условных знаков на карте появлялось все больше и больше по мере того, как подпольные разведчики один за другим являлись с донесениями. Это была огромная, кропотливая и трудная работа. Готовя карту, Островерхов мысленно уже видел, как на обозначенные им цели обрушивается огонь советской артиллерии, авиации. Рисуя условный знак, он приговаривал про себя, словно уже громил эту огневую точку:
- А вот на тебе, на, фашистская мразь! Что? Замаскировался? Не выйдет!
И, довольный, любовался делом рук своих, плодами риска и храбрости дорогих ему людей, товарищей по борьбе. Дорогих и близких... А все ли они одинаково дороги ему? Он перебирал в уме одного за другим своих соратников, мысленно давал характеристику каждому, вызывал в памяти их образы, одним улыбаясь по-отечески ласково, с другими споря в душе, третьих подбадривая... Вот что-то омрачило сердце, заставило нахмурить брови. Свиркунов... был товарищем по борьбе... Наделал ошибок... Что же с ним делать? Что делать? Похоже, нам пора уходить в горы. Придется брать и его с собой. Но там испытания могут оказаться еще тяжелее, чем здесь. Баз у нас нет. Егоровские отряды ушли. Леса мы знаем неважно. Трудно, очень трудно будет. Но люди выдержат, уверен, что выдержат: все-таки лето. Да и видно по всему - недолго осталось ждать...