— Достаточно, мы довольны, — сказал Джон.
Инструктор занялся спусковым клапаном в куполе.
***
— Что на тебя нашло? — спросил Дайан, тщетно хмурясь, чтобы не дать слабины воспитывая Сойера.
— Я только что женился, — отрезал Джон, словно это должно было свести на нет все претензии потревоженной стыдливости Дайана.
— Обычно на людях ты сдержанный.
— Только не тогда, когда через несколько дней на меня обрушится твоя роскошная течка, Дайан, — Сойер открыл перед ним двери кафе, пропустил в тёплый зал.
Дайан и сам об этом думал, так как таблетка была последней, и он уже чувствовал, что начинает греться сверх нормы. Но тревожнее всего была мысль о том, что течка может хлестануть прямо на рождественском приёме у сюзерена.
— Ты уже чувствуешь?
— Ну, от тебя ещё не несёт свихнувшейся таволгой, хотя огня прибавилось, — Сойер помог ему избавиться от пальто, оставив то на вешалке. Как и своё. Новое. Купленное взамен испорченной шинели.
Дайан посмотрел на новорождённый бушлат от Бёрбэрри, который заменил шинель.
— Больше никаких шуток с моей одеждой. Старое пальто мне нравилось.
— Заткнись, — вяло огрызнулся Дайан, краснея уже не от холода.
Сойер криво ухмыльнулся и занял столик ровно посредине зала.
«И кто бы сомневался», — мысленно всплеснул руками Дайан, усаживаясь напротив и прячась за меню.
— А нам обязательно принимать приглашение в Броад Грин? — попытался Дайан из-за страницы.
— Да.
— Плохая идея.
— Я присмотрю за тобою.
Дайан выглянул из убежища.
Джон смотрел на него, читая однозначные мысли мужа.
— В прошлый раз мне было, слабо говоря, не по себе на людях.
Подошла девушка в тёмном длинном фартуке.
Дайан только успел открыть рот, чтобы озвучить свои предпочтения, как та его перебила:
— Пирог с почками.
— Не хочу.
— Попробуете — сразу передумаете. Берите. Вернём деньги, если не измените своего мнения.
От такого напора стало смешно.
Он посмотрел на Джона. Тот пожал плечами в движении «соглашайся, раз такие дела».
— Что, так и не дадите ничего другого? — слабо дёрнулся Дайан.
— Не дадим.
— Несите чёртов пирог, — отшвырнул меню по столу.
— И чёрный чай, — напомнила девушка.
— Без этого-то куда, — недобро поднял на ту взгляд Дайан.
Официантка ушла.
— У вас это этническое? — сузив глаза, спросил Брук.
— Что у нас этническое?
— Принуждать и навязывать своё мнение.
— Ах, это… хроническое у всей Британской Империи, — обыденно согласился Джон, просматривая скудную алкогольную карту.
Появились пирог и белоснежные чайник с чашкой.
Дайан ненавидел тех ровно до первого куска.
— Нравится? — спросил Джон.
— Боже, как почки самого господа, — ответил Дайан, откидываясь на спинку стула.
— Мне тоже всегда нравился. Пока нравилась еда в принципе.
— Оставьте деньги себе, — отпустил торжествующую девушку Дайан.
— Принесите скотч, — не отпустил Джон.
Та кивнула.
— Не хочу продолжать тебя расстраивать, но и в этот раз тебе будет не по себе куда как сильнее, — вернулся к разговору Джон. — Публика, что соберётся у сюзерена — вся ея же нечисть. Мало кого из них можно назвать приятными парнями.
— Миледи Сэндхилл будут?
— Да.
— Я заметил, что те не любят Питера Бауэра.
— Он их тоже.
— В чём причина?
— Предположительно, что в Коте. Но это только камень преткновения.
— Расскажи.
Джон улыбнулся. Дождался скотча.
— Ты знаешь, что Кот говорящий.
— Угу. Сам не понял, но я как-то стал разбирать его мяуканья.
— Это говорит в пользу твоей восприимчивости. Вся ея же нечисть его понимает. И Бауэр понял, как только представилась возможность.
Дайан ждал, любезничая с пирогом.
— Изначально конфликта не было. Однажды сюзерен пригласил меня и миледи играть в покер. Те привели Кота. У Бауэра тогда ещё был пятилетний немецкий чёрный дог, Орион. Валери отошла по своим девичьим делам и, возвращаясь к столу, задела того то ли краем платья, то ли кончиками своих сатанинских крыльев.
Дайан коротко засмеялся.
— Ага, — тоже улыбнулся Джон, вынимая сигарету, — а Орион её укусил.
— Ох… — Дайан представил маленькую лодыжку Валери в алой лаковой туфле и собачьи зубы.
— Орион умер раньше, чем разжал пасть. Кот задушил того в считанные секунды.
— Но как?
— Шестидюймовыми клыками. Тот облик, который ты видел, это морок. Приемлемый для Исторической Земли. В настоящем обличье Кот вселяет оторопь. И он куда как больше и опаснее десяти таких Орионов, которого прикончил. У него аргентированная слюна. И это далеко не всё.
— Серебряная?
— Да. Вампиры его боятся. Укус Кота — как приговор.
— А что Бауэр?
— Вскочил, взбесился, заорал на Кота. Кот обернулся и ответил: «Съеби в пекло вслед за своей левреткой».
Дайан закрыл глаза, представляя.
— А миледи?
— Хохотали всю дорогу домой. Вход тем в Броад Грин не закрыли, но Коту — да.
— Это повод, я понял. В чём причина, которая глубже?
— Бауэр строит своё состояние на торговле людьми, незаконной торговле органами и порнографии. Это не методы миледи.
— То есть законченный ублюдок?
— То есть да.
— Что-то с этим делают? — тут же заискал решения и справедливости Дайан.
— Что-то, конечно, делают. Но, как понимаешь, у него крепкие связи, основанные на давних знакомствах, круговой поруке и старом добром шантаже. К тому же трафики проходят через несколько «левых» рук. Технически, Бауэр ни при чём.
— Но все знают.
Джон кивнул.
— А ты?
— Что я?
— Ты имеешь с ним дела?
— Я играю у него в карты.
— Я слышал. Но… ты пользовался его связями? Или возможностями?
— Нет.
— Почему?
— Потому что нет, — отрезал Джон. Чуть помолчал, сомневаясь, но пояснил, как ему показалось, исчерпывающе: — У меня были пара стычек с Бауэром. Поэтому отношения у нас натянутые.
— Каких стычек?
— Я не стану рассказывать.
— Не по-джентльменски? — сыронизировал Дайан.
— Угу, — загасил сигарету в пепельнице Джон.
***
Дайан до конца даже не представлял, как ему приятно и необходимо будет видеть на рождественском вечере в Броад Грин миледи, Милднайта и Балицки. Он понял это тогда, когда сообразил, насколько полезны ведьмы и лён. В те краткие моменты, когда Джон отдалялся, кто-то из лёна оказывался рядом, легкомысленно улыбаясь во все зубы. Но именно они не давали ея же нечисти приближаться к нему ближе, чем на расстояние руки. А то, что приближаться теснее хотел каждый второй или вторая, Дайан понял, как только дворецкий объявил лорда Джона Малькольма Сойера и его супруга Дайан Сойера.
Чуть раньше Дайан стоял перед зеркалом, завёрнутый в белую сорочку, чёрный смокинг с атласными лацканами, такой же пояс и лакированные оксфорды. Джон увязывал на нём галстук-бабочку.
В требовании к дресс-коду значилось «black tie invited», поэтому Дайану пришлось столкнуться с чёрным смокингом и терпеливой лаконичной лекцией от Джона, чем тот отличается от белого, в котором Брук был на свадьбе.
По возвращении в Ливерпуль у них были сутки на то, чтобы Сойер протащил его по нескольким бутикам от Бёрбэрри и Бриони, потому что с индивидуальным пошивом смокинга для Дайан они не успевали.
Брук взбесился на четвёртом. И Джон пошёл у него на поводу, сообразив, что злой и уставший омега — это не просто злой и уставший Дайан.
Но то ли Дайан был хорош в чём угодно, то ли «Бёрбэрри» хороши, так что тот костюм, что был теперь на нём, схваченный в спешке и чуть ли ни не глядя, сидел как пошитый. Причём Джон, закончив с галстуком, едва ли не ежеминутно напоминал себе, что трахать Дайана пока нельзя, а стоит уже после Броад Грин. Но хотелось так, что сводило клыки, и он просто отворачивался от высокой, стройной фигуры мужа. Запах таволги был тут как тут, но его всё ещё можно было выдать за ведущую ноту парфюма.