— Сучьи дети, — процедил Бауэр, стиснув кулаки. — Где мисс Кэлпи, Даниэль?
— Ещё не выходила из своей комнаты.
— Попроси её в мой кабинет.
Даниэль развернулся.
— Нет, погоди. Сначала уведи мисс Балицки из комнаты Дайана. Не хочу, чтобы она висела на мне, словно щенок. Это мешает.
Новотный ушёл.
Питер понял, что до сих пор стоит не разжимая кулаков. Плохо. Своевременное исчезновение семьи Дайана Брука из-под носа — это плохо. Он собирался спросить об этом Ио. Спросить о том, когда та видела его мать и сестёр в последний раз. Адреса были верными, это подтверждали соседи. Здесь Иоганна не обманула. Но сначала Питер хотел навестить Дайана. Он ещё сам не знал, что сделает. Его «благородные» намерения в отношении мальчишки не выдерживали того напора гнева и ощущения надвигающейся угрозы, что теперь владели сюзереном.
Питер дождался той минуты, когда с верхнего этажа послышалась портовая ругань Линды, которую Новотный пытался выволочь из комнаты, где та спала в постели с Дайаном, оберегая мальчишку как могла.
Послышался сочный звон.
«Вот сука, — скривился Бауэр, — дотянулась».
Он знал, что разбила Линда, пока её уводил Даниэль. Около комнаты на жардиньерке от Tosato минуту назад стояла испанская ваза, наполненная бисквитными голубыми глициниями и розовым неглазурованным шиповником из костяного фарфора. Каждый цветок был собран вручную, и стоила эта ваза тысячу триста евро. Питер всё же дождался того, пока ругань стала глуше, потому что Даниэль затащил Линду в свою комнату.
Дверь к Дайану была растворена. Пол перед той устилали фарфоровые лепестки и крупные куски расколотой вазы.
Сам Дайан поспешно одевался, натягивая пуловер в тот момент, как Бауэр входил в комнату.
Питер отметил, каким торопливым и ревнивым движением мальчишка сдвинул пуловер по плечам к шее, стараясь не допустить того, чтобы тот сполз и открыл ключицу с меткой, которая могла бы ещё больше привлечь внимание Бауэра.
Это вконец озлило вампира.
— Добрый вечер, Дайан. Где ваша семья?
Дайан поднялся и посмотрел, чуть сузив глаза.
— Что вам до них?
— Я первым задал вопрос? Где сейчас ваши мать и сёстры?
— Отличная попытка, сир.
Питер даже замер. Этот тон он уже знал. Это был тон лорда Джона Сойера.
Внезапно пришла мысль, которая неумолимо и однозначно дала понять: всё, что подцепил Дайан Брук от Сойера, придётся выбивать. Долго и методично. Не то чтобы Бауэру могло не понравиться, но была вероятность не добиться покорности, а просто-напросто сломать Дайана. И тогда надеяться на то, что можно будет появляться в свете с красивым и гордым омегой, не стоило.
От мыслей о перспективах Бауэра отвлекли два громких хлопка, словно высадили стекло. Потом гудящий лай доберманов и глубокий низкий рык, переходящий в разочарованный и полный муки скулёж.
Питер максимально напряг слух и услышал, как началось движение в доме и за его стенами. Из здания гарнизона донеслись отрывистые команды, отданные незнакомым низким голосом со съедающим долгие гласные акцентом.
«Новый офицер. Американцы, ну да», — напомнил себе Бауэр.
А потом раздался оглушительный, словно камнепад, выстрел прямо на этаже. И Бауэр уже знал, что прозвучал тот в комнате Новотного. И это был не звонкий ход «глока» или «зиг Сойера». Это был гром, словно на этаже открылся сезон сафари и преследовали крупного африканского животного.
Питер оставил прислушиваться и снова обратил внимание на Дайана.
Тот же, пользуясь тем, что сюзерен разбирался со звуками, захватывающими «Золотую гордость», всё верно понял. Брук попытался укрыться в ванной, чтобы выиграть время.
Бауэр был согласен. Согласен с тем, что времени оставалось мало. Поэтому он метнулся следом, поймал Дайана, дотянувшись, за рукав пуловера, дёрнул на себя.
Дайан влетел тому в грудь плечом, разворачиваясь, но попытался поставить между собою и вампиром локоть. Почти тут же двинул тем вверх, сжав кулак, и приложил Бауэру точно под подбородком. Этот удар дал Дайану несколько секунд, откидывая голову сюзерена вместе с лязгнувшими зубами. Но секунды истекли очень быстро.
Питер вернулся, ничуть не потерявший в прыти, стиснул Дайана так, что тот не мог вдохнуть ни глотка воздуха.
— Что, неужели твоего мёртвого мужа останавливали вот такие шлепки? — прорычал Бауэр.
— Я и не хотел его останавливать, — огрызнулся Дайан, едва различая близкое лицо сюзерена сквозь мельтешение серой ряби перед зрачками. Кислорода не хватало ему. И, вероятно, того уже не хватало его детям. Инстинкт взвыл, требуя подчиниться и дать себя укусить. Потому что единственное, что у Дайана оставалось от Джона, это дети, которые в сложившейся ситуации пробудили в нём уже совсем иные чувства. Он понимал, что сделает абсолютно всё, чтобы те остались в живых. Но мысль о том, что Питер Бауэр опустит в него свои зубы, была такой неприемлемой, что Дайан прекратил думать. А просто сделал то, чего от него не ожидал ни Бауэр, ни уж, тем более, он сам. Дайан укусил. Так сильно, подстёгиваемый всё тем же отвращением, что сомкнул кромки зубов.
Бауэр выпустил его, отступив. Но тут же замахнулся и ударил наотмашь.
Дайан, отплёвываясь и пытаясь вдохнуть, свалился на пол. Он увидел Бауэра краем глаза. И понял, что тот сейчас пнёт его, потому что вампир пошёл кругом, подбираясь с той стороны, где был живот Дайана. И ещё Дайан понял — надо просить пощады. На этом всё. В голове стучало оглушительно и словно взрывалось. В следующую секунду стало ясно, что это не в голове.
Канонада и вопли затопили «Золотую гордость».
А ещё секунду спустя оба услышали:
— Питер, отойди от него.
***
Даниэль Новотный знал, что сейчас убьёт Линду Балицки, потому что та одолела его. Вульгарное цыганское отродье, развлекающее толпу на улицах. Даниэль напоминал себе об этом постоянно, как видел Линду поблизости, потому что это помогало справиться с воспоминанием об отказе.
В своё время, появившись в Ливерпуле, он увидел обоих Балицки на Меттью-Стрит под боком у «Каверны».
Линда вынимала из-за ушей у детей золотые кольца, которые таинственным образом исчезали с рук их родителей.
Юрэк выстраивал трёхфутовые карточные башни, которые рассыпались пиковыми и червовыми конфетти.
Уличные волшебники были всё в тех же фраках и цилиндрах, в которых до сих пор показывали свои фокусы.
Новотный подошёл к Линде после выступления и представился. Он помнил, как та кивнула и осмотрела его синим взглядом. И, даже не дожидаясь признания от Даниэля, тут же запретила:
«Мистер Новотный, я замужем».
Даниэлю хватило. Тем более что с тех пор он шкурой чувствовал во взглядах Линды насмешку. А этот её желтоглазый полумуж-полубрат не упускал возможности пройтись по Даниэлю высокомерным прищуром.
Поэтому теперь он знал, что просто пристрелит цыганку и на этом всё закончится. И насмешки. И счастливая супружеская жизнь Балицки. И его воспоминания о позорном отказе. Обязательно пристрелит, вот только получит то, что следует.
Даниэль вынул из кобуры «глок», укомплектованный модифицированными серебряными патронами, и наставил тот на Линду:
— Раздевайся, — коротко сказал он.
Балицки закрыла глаза и глубоко вдохнула воздух, выдохнула.
— Даниэль…
— Раздевайся.
— Слушай, ничего оригинального ты не увидишь…
Новотный взвёл револьвер.
Линда знала из трёпа, слышанного краем уха между мужем и шизофреничными Милднайтами, что на этой модели какой-то, мать его, флажковый механизм у предохранителя, поэтому Новотный может начать палить без отсрочки, стоит тому только посильнее дёрнуть стволом в руке.
— Да блядь… — вздохнула Линда и потянулась пальцами к пуговицам на блузке.
— Шустрее, я тороплюсь.